Чак открыл дверь и кивнул. С полдюжины юнцов подошли и стали в дверях. Я вдруг почувствовал, что меня загнали в угол, даже несмотря на то, что у меня в кармане был револьвер. Мелькнула мысль, что от меня избавятся так или иначе, но я хотел поговорить с блондинкой. Один на один. Я хотел побольше расспросить ее о вчерашнем вечере и с помощью пачки долларов добиться правды. Она вела себя, как девица, у которой можно купить все, что угодно.
— Вон отсюда, ищейка, — сказал Чак. — Потом он повернулся и сказал мальчишкам: — Хотите взять его, друзья-приятели?
Мерзкое рычание с их стороны означало, что они очень этого хотели.
Пока Чак стоял ко мне спиной, я поймал взгляд платиновой блондинки и кивком показал на входную дверь. В ее глазах промелькнуло недоумение. В этот момент Чак схватил меня за руку и подтолкнул к двери, навстречу юнцам, которые меня ждали.
Они ждали и были наготове. Я увидел два-три ножа, несколько кастетов, а один из юнцов — мой приятель коротышка — держал в руке кусок свинцовой трубы. Я уперся в пол ногами, чтобы не поскользнуться, но удержал равновесие и выхватил револьвер. Когда я пришел сюда в первый раз, меня коробило при мысли, что можно наставить револьвер на кучу детей, сейчас это чувство исчезло.
До подростка, стоявшего ближе всех, было каких-нибудь два фута, и я нацелился ему в живот. Я был готов спустить курок в случае необходимости. Должно быть, он это понял, ибо поспешно отступил и спрятался за товарищей.
— А ну, все назад! И быстро! — сказал я. — Я взглянул на Чака. — Вели им уйти, Чаки.
Он перевел взгляд с меня на мальчишек, и я направил на него револьвер. Сейчас все замолчали, и он не мог не слышать, как я взвел курок. И так как он все еще колебался, я поднял револьвер выше его головы и послал пулю в потолок. В небольшой комнате выстрел прозвучал, как удар грома, и воздух наполнился запахом пороха. Стоявшие в дверях отшатнулись.
— Шевелись, Чак, — сказал я. — Если понадобится, второй будет ниже. Иди впереди меня.
С полсекунды он злобно смотрел на меня, лицо его потемнело, потом он дернул головой и вышел в первую комнату. Следом за ним шла блондинка. Я замыкал это шествие, держа Чака на прицеле.
— Одно подозрительное движение, Чаки, со стороны любого, и ты получишь пулю первым. А после тебя — твои друзья. И поверь, это доставит мне только удовольствие.
Идя к двери, я старался следить за всеми. Когда я дошел до нее, я сказал Чаку:
— Может у тебя больше здравого смысла, чем у твоей мелюзги. Так что лучше позаботься о том, чтобы ни один из твоих дружков не высунул голову за дверь, когда я выйду отсюда.
Его глаза горели злобой, но он молчал. Я вышел, с минуту подождал, чтобы убедиться, что за мной никто не следует, и затем пошел прочь. На улице было темно. Три фонаря были разбиты, и на протяжении полуквартала освещение было совсем тусклым. Не доходя шагов двадцати до угла, я остановился и стал ждать. Прошло пять минут. Трижды по улице прошли машины, освещая меня светом фар. Я начал уже думать, что блондинка не поняла меня, когда я знаком показал, что буду ждать ее на улице, либо не захотела выйти ко мне. Потом я различил в сумраке движущуюся фигуру. Она шла в мою сторону, ее платиновые волосы смутно белели в темноте.
Подойдя достаточно близко, она остановилась.
— Что вам надо?
Я решил действовать напрямик.
— Сколько возьмете за то, чтобы рассказать правду о вчерашнем вечере?
С минуту она молчала, потом сказала:
— Черт!
Перед домом вспыхнула светлая полоса — открылась дверь, из нее выскочил Чак и бросился бежать в нашу сторону. Я подумал, что он гонится за мной, и приготовился встретить его, чтобы нанести по шее удар ребром ладони, но, не добежав ярда, он остановился. Грудь его вздымалась.
Он обратился к блондинке.
— Ты не сказала мне, что хочешь проветриться, — сказал он и добавил: — Детка, — его голос звучал странно и сдавленно, — ты забыла сумку, детка.
Тут я заметил, что он держит одну руку в кармане пиджака, а в другой была ее сумка. Она быстрым движением потянулась за ней, но он отдернул руку.
— Я понесу ее. Пошли обратно в дом, детка.
К моему удивлению, он не обращал на меня никакого внимания. Сунув сумку под мышку, он схватил ее за руку и они двинулись обратно. Но, прежде чем они повернулись, я успел разглядеть ее лицо. Оно было почти таким же белым, как и ее волосы. Она была испугана до полусмерти.
Они вошли в дом, а я терялся в догадках, что же между ними стряслось. Я бы понял тревогу Чака и ее страх, если бы она солгала, что была с ним вчера вечером. Но в этом было что-то особенное, разговор о ее сумке, например. И потом, уж слишком она испугалась. Я повернулся и пошел. Дойдя до поворота в переулок, я отступил в сторону — на всякий случай. Что-то было не то и не так, чего я не мог понять. Но я почти нащупал, и это уже принимало определенные очертания, как вдруг я услышал за спиной окрик.
— Эй, ищейка!
Я остановился. Чак почти догнал меня.
— Вот что я тебе скажу, — проговорил он, скаля зубы. Вид у него был мерзкий и ненормальный. Я стиснул в кармане револьвер, в то время как он обошел меня и оказался спиной к улице. — Я тебя порешу, приятель, — добавил он. — Теперь уж точно порешу.
У него был вид и тон сумасшедшего, и я начал вынимать из кармана револьвер, удивляясь про себя, почему он обошел меня вокруг. Внезапно до меня дошло, что у меня за спиной переулок. Я хотел обернуться — и в этот же момент услышал позади какой-то шорох и движение. Я круто развернулся, вскинул револьвер и увидел почти рядом подростка с крысиным лицом и его дружка, который, держа в руке какой-то предмет, высоко взмахнул им над головой.
Тут же его рука опустилась, направляясь ко мне, и я отпрянул, но огромный кулак Чака ударил меня сзади по голове и отбросил вперед. Этого было достаточно. Устремленная вниз дубинка обрушилась на мою голову и ошеломленный я упал на колени. Мне казалось, что я очень долго падаю, я почувствовал только легкий толчок, когда мои колени коснулись асфальта. Я попытался двинуться, поднять руку с револьвером и не мог. Что-то опрокинуло меня и швырнуло на спину, чья-то нога выбила из руки револьвер. Прямо надо мной появилось дикое, искаженное лицо Чака. Его кулак ударил меня в подбородок, и мне показалось, что моя голова вдавилась затылком в асфальт. На какой-то миг перед тем, как на меня хлынула темнота, холод внезапного страха проник в мое сознание. Я увидел над собой безумные, звериные черты и подумал, что это нечеловеческое лицо обезумевшего человека, готового на убийство...
Кто-то тряс меня за плечо. Сначала я все видел не в фокусе: в черепе пульсировала боль. Потом увидел склонившееся надо мной лицо полицейского.
— Вы живы? — спросил он.
Я медленно приподнялся и огляделся.
— Что произошло? — спросил я.
— Да вот, ехал мимо в патрульной машине и увидел этих парней. Они бросились бежать в переулок. Я побежал за ними, но они удрали. Я вернулся поглядеть, что с вами.
— Кажется, со мной все о'кей. — Мне удалось подняться на ноги и опереться о кирпичную стену. Меня стошнило.
— Сколько времени я был без сознания?
— Всего пару минут.
Потом он предложил мне проехать с ним в полицейский участок и подать официальную жалобу. Я показал ему свое удостоверение и сказал, что сотрудничаю с капитаном Сэмсоном по делу об убийстве. Он хотел остаться и помочь мне, но я не согласился. Я был настолько взбешен действиями Чака и его банды, что хотел разделаться с ними самолично.
Я прислонился к кирпичной стене, подавляя подступившую к горлу тошноту, и сунул руку в карман за револьвером. Потом я вспомнил, что чья-то нога выбила у меня его из руки. Мои поиски в переулке и на углу ни к чему не привели. Должно быть, они забрали револьвер. Возможно, пристрелили бы меня, если бы их не осветили фары полицейской машины.
Кроме револьвера, все было на месте, в том числе ключи от машины. Я вернулся к своей машине и отпер багажник. Автомобиль все равно, что передвижная мастерская. В нем я всегда держу различные инструменты, которые могут мне понадобиться в той или иной ситуации. Но среди них не было того, что мне в этот момент нужно было больше всего на свете — револьвера.
Шаря среди этих вещей, я нашел молоток. Конечно, против револьвера молоток — почти ничего, но он может раскроить череп, если человек окажется на достаточно близком расстоянии. Я понимал, что не могу вернуться в клуб. Эти юные чудовища — потенциальные убийцы, а может быть, уже убийцы. Но с молотком в руке я чувствовал себя спокойнее, понемногу приходя в себя, собираясь с силами и стараясь обуздать свой гнев, который иначе мог толкнуть меня на какой-нибудь безрассудный поступок.