Не знаю, из каких соображений, но Курьян Матвеевич сразу стал Мартына «топить». Мне же досталась роль спасителя Чтибора. Я ведь не только его подобрал, но и довёз живым до родни. Дальше уже не мои проблемы. Юрист напирал на то, что своевременная помощь могла спасти несостоявшегося волхва.
— Братья, нас мало, но мы не слабы. Проникнемся состраданием к ближнему. Ярило-батюшка с укоризной взирает на детей своих неразумных. Не пристало братьям и сёстрам жить словно диким зверям… — вещал Курьян Матвеевич.
«Во даёт!» — невольно восхитился Фалулей.
«Проповедник хренов», — подтвердил я.
Смотреть и слушать подобное лицемерие мне было противно. Буквально сутки назад я получал документы из рук этого мужчины и помню злорадство в его глазах. В разглагольствования о братьях я не верил. Похоже, что Харченко тоже.
— Мы поняли, Лучезар, давай по делу.
«Его не Лучезаром, а Бояном назвать нужно, — добавил Кирилл. — Ишь как складно поёт!»
По делу у юриста особо ничего не было. Сам он при тех событиях не присутствовал и не участвовал.
— Премислава, что ты скажешь? — обратился Харченко к единственной женщине.
— Сейчас мы с Кирюшенькой поговорим. Вижу на душе у него печаль и тяжесть. Отопри сердечко, расскажи о горестях, о радости, о том, что было, чем ты успокоишься, чем всё покроется…
«Зашибись какая обработка! — оценил я всю эту патоку и гипноз. — Фалулей, и как отвечать на такое?»
«Пусти слезу и иди обниматься к тётке. Жалуйся, что сирота».
— Нет у меня матушки, — «запел» я, подражая разговорному стилю собравшихся. — С малых лет сирота. Батюшку два месяца назад схоронил. Печаль на сердце и одиночество.
Бюст у дамы был вполне себе на уровне, по совету Фалулея я к нему и прижался.
— Эм… — оценил композицию Харченко.
— А я дитятко успокою, про сокровенное спрошу, — продолжала меня «окучивать» Премислава.
«И что мне по сценарию нужно сказать?» — задал я вопрос друзьям.
«Повторяй за мной: Хочу силу получить да обидчиков наказать», — стал помогать мне Фалулей.
Минут пятнадцать я перечислял все те обиды: мачеха злая, управляющий ушёл, слуги не слушаются, на руднике станичники плохо работают и так далее по списку.
Народ не перебивал, слушал, пытаясь вычленить в моей исповеди что-то полезное. Я его под конец выдал, заявив, что только с Чтибором и нашёл общий язык. Добавил, как меня якобы тянуло к капищу, так сильно, так сильно, что удержаться не смог! И вообще, со здоровьем у меня было плохо до тех пор, пока символ Перуна на руке не отпечатался.
Зрители прочувствовались. Похоже, считалось, что противостоять магии Премиславы невозможно.
Меня спросили, я ответил прямо по классике:
«С малых лет жил в людях, ел не досыта, спал без просыпа… э… не досыпал, в общем».
«Ты не соврал ни словом, — отметил Фалулей. — Если эта женщина обладает особым даром, то она не обнаружила лжи».
«А знакомство с Матвеем?»
«Тоже не соврал, что это ваша вторая встреча. Тебя же не спрашивали о подробностях. Курьян сам сочинил раньше».
«Не верит мне этот волчара, не верит, — верно оценил я взгляд Харченко. — Не нравится ему малолетка в роли волхва».
«Однако у него и чутьё», — отреагировал Кирилл на взгляд мужчины.
Все остальные присутствующие умились, слушая моё выступление.
— Кирилл носит символ, — наконец решил что-то Харченко. — Ему и быть волхвом. На Ярилин день соберётся Круг, тогда примет отрок истинное имя. Быть посему!
Фу-у-ух, неужели прокатило?
Глава 18
«Кто жаловался, что скучно ему жить в повторяющихся циклах? — поинтересовался Фалулей. — Кирилл, ты правильно заметил, крутимся как белки в колесе».
«Стать волхвом язычников не входило в список его приоритетных дел», — заметил я.
«Плохо, что жить придётся в доме Харченко», — пожаловался Кирилл.
Предлогом этому послужил символ у меня на руке. Демонстрировать кому-либо его не стоило. Кроме того, глава рода Харченко каким-то шестым чувством ощущал подвох. Меня тщательно проверили «на детекторе лжи», нашлись свидетели, да и метку я имел. И тем не менее Харченко не доверял. По этой причине, похоже, решил лично не спускать с меня глаз.
Уже в мобиле я заикнулся, что вещи с собой не взял.
— Доставят что нужно, — кратко ответил глава рода Харченко.
— У меня экзамены в Центре наследников, — дополнил я.
— Тебя восемнадцатого разноцвета примут в Круг, как только символ станет невидимым, тогда и разрешу выходить из дома.