- Э-э-э, - ответил Лоренцо и на всякий случай придержал коня, чтобы отстать.
- Господи! - Пьетро хотел всплеснуть руками, но всё болело. - Проклятая погода...
- Проклятая твоя неумеренность, - откликнулась с изголовья Лукреция. - Врач уже говорил, что осторожнее надо с едой и с выпивкой.
- Этот Фичино сам вычистил у нас полпогреба, так что пусть переводит своего Платона и помалкивает.
- Ну найдите другого врача, - пожала плечами Джиневра, прицеливаясь, как бы вовремя перехватить у Джованни бутылку, на которую он всю дорогу облизывается.
- Отец с ним не расстанется, - покачал головой Джованни, рассчитывая, как бы завладеть бутылкой прежде, чем её перехватит Джиневра.
- Ах... - откликнулась Лукреция. Она сегодня тоже была рассеянна. Последние две недели она всё сильней утверждалась в мысли, что снова беременна.
Во второй карете также царил Вакх. На правах главной жрицы бабушка Контессина философски потягивала из заветной фляги молодое вино, предоставляя внучкам полную свободу слова.
- Ты должна уступить его мне! - топала Мария, чуть не раскачивая карету.
- Вообще-то я старше, - не теряя самообладания, возражала Бьянка. - Поэтому он по праву мой.
- Всего на одиннадцать месяцев!
- На целых одиннадцать месяцев!
- С чего вы взяли, что Антонио вообще на вас посмотрит? - отвечала Лукреция-младшая, в глубине души давно уже решившая, что несчастный Антонио, кем бы он ни был, обязан достаться ей.
Увидев, что сестрицы так пьяны любовью, что вот-вот начнут буянить, Лоренцо снова приотстал.
Дедушка с Джулиано нашлись в обозе, они вдохновенно нянчились с братишками и сестрёнкой Леонеллы. Козимо вырезал им дудочки из тростника и попутно рассказывал, как маленький Лоренцо нарушил ему все переговоры с кредиторами, вбежав в зал и настаивая, чтобы дедушка сделал ему настоящую свирель:
- Ну как я мог отказать. Те синьоры, правда, меня не поняли. Ну я им говорю: "Что ж вы, детишек никогда не нянчили? Разве вы не отцы и не деды? Не знаете, что это?".
Джулиано от души смеялся, и пробовал все дудочки, и только после тщательной проверки вручал малышам.
Лоренцо покраснел, смущённый детскими воспоминаниями, и отправился дальше.
А вот их старшая сестрица, его виноградная лоза и Лилия Сарона - предательница Леонелла. Кротко склонив голову на плечо Филиппо, она сетует, что беременна.
- Так радоваться нужно! - восклицал супруг. - Знаешь, как я мечтаю о детях!
- Я ещё не знаю, от кого, - ворчала молодая жена.
- Ну, в лучшем случае - от меня. А в худшем - это будет самый точный из портретов Медичи, в создании которых ты участвовала, - Филиппо как никогда был рад собственному усердию в живописи, ведь теперь ему нужно содержать семью...
Лоренцо не добился от них ни капли внимания и, погружённый в печаль ещё глубже, чем в начале пути, вернулся вперёд и на ходу перебрался из седла в карету к родителям, в надежде, что вино ещё осталось.
<p>
***</p>
Градостроители по старым чертежам прекрасно знали, что два века тому назад приход Сан-Лоренцо имел собственный выход из города, но старые ворота канули в реку забвения, потопленные грузом новой застройки. Церковь и улица, названная в её честь, обнаружили себя в самом сердце города.
Кто знает, как пролегли бы дороги и сколько мостов опоясали бы голубое платье реки Арно, будь оно так, а не иначе... сейчас она носила два - под самой грудью, и миновать их возможно, лишь если въезжаешь в ворота Прато, с северной стороны.
И под копытами звенит булыжник, вымостивший улицу Сан-Лоренцо - отполированный сотнями башмаков - когда они ещё не были так остроносы и не имели столь жёсткой подошвы - и сотнями подков, чей вид не столь подвержен переменам...
Синьор Козимо живо мог представить, как меняет время облик родной Флоренции: перестав приумножать семейные богатства на сомнительном поприще ростовщичества, он предпочёл их тратить, оплачивая труд архитекторов и строителей и этим надеясь снискать прощение. Он в глубине души был очень мнителен, этот матёрый седой делец, и все уколы праведников и бесребренников легко проникали под маску всесилия.
Но не дано было Козимо воскресить в чертогах памяти картины юности: почтенный поезд Медичи опередил какой-то всадник, с копьём наперевес.
Старик решил было, что сам святой Георгий знаменует нечто важное, избрав свидетелем его, Козимо (не иначе, смерть близка, а то с чего бы примерещилось), но мнимый воин поравнялся с группой знатных горожан, и спешился, и долго и запальчиво повествовал...
Козимо мгновенно вернулся на грешную землю и проследил, куда же направляются все эти господа с конём наперевес.
"Вот черти! - разом понизил он в звании всю компанию. - Чего они забыли у нашего дома?"
Ведь синьоры и всадник остановились именно у Палаццо Медичи.