- Синьора, по какой причине
Нарушили покой вы свой и мой,
Блуждая, как поэт во тьме долины?
- и тонкий палец указал: - Открой
Страницу первую и перечти прилежно,
Как страхом был объят перед судьбой
Тот, кто со мной спустился в ад кромешный,
Прошёл все девять врат и, невредим,
По счастью, завершил свой путь успешно.
И пусть не смог я в Рай подняться с ним,
Но честно послужил я провожатым...
- А, ты Вергилий? - Был при жизни им,
Теперь - лишь тень бесплотная. Когда-то
Спускался Данте вслед за мною в ад,
Точно паломник, трепетом объятый -
Теперь же всякий поглумиться рад,
Готов указывать, давать советы.
Один такой вчера стыдил чертят:
У вас, мол, сковородки не прогреты.
- Вчера? О том как раз хотела я спросить.
Вчера один синьор пропал... Он где-то
Быть должен под землёй. Он, может быть,
В аду как раз? Там он пришёлся б к месту...
Он тоже флорентиец - и бранить
Привык он всё и вся, и всё его семейство
От веку таково. - Он не успел назваться,
Но возмущался так, что все пустились в бегство,
О взятках говорил... - Да, это точно Пацци.
Вы не могли б его вернуть? - Увы, я не всесилен,
Но он так надоел, что я готов и постараться.
Вы ждите завтра у его могилы...
Лукреция так растерялась, что ответа не придумала, тем более рифмованного, и ограничилась кивком. Римский поэт перестал напоминать о себе - и ею мгновенно овладело умиротворение...
...Пока кто-то бессовестно не растолкал её. Лукреция с трудом оторвалась от жёсткого ложа - и обнаружила себя в кабинете свёкра. Сам свёкор вместе со слугами находился на некотором расстоянии от неё и, склонив голову набок, наблюдал за пробуждением невестки. А тормошащая невестку за плечо рука принадлежала Джиневре.
- Я и не знал, что ты ночами бродишь, как лунатик, невестушка...
- Я... зачиталась... - Лукреция потянулась и потёрла затёкшую шею.
- Вставай скорее, - Джиневра обняла её сзади за плечи. - Там наш возлюбленный из ямы выбрался. Очнулся и вылез. Похоже, там всё размыло, до самой сточной канавы, вот земля и разверзлась - и, между прочим, весьма кстати. Пошли скорей, всё пропустишь!
Ещё сонная Лукреция припала к окну: Якопо нетвёрдой походкой удалялся от ямы, прохожие и рабочие почтительно перед ним расступались.
- Лоренцо снова дрыхнет! - затараторила за дверью Мария. - Разбудим его, скорее, он же всё пропустит.
Лукреция выскользнула из общества Джиневры и отправилась исполнять материнский долг. Но первым делом запустила пальцы под небрежно брошенные на кресло рубашки и шоссы.
<p>
***</p>
- Славьте Вакха и Амура!
Прочь заботы, скорбь долой!
Пусть никто не смотрит хмуро,
Век пляши, играй и пой!
Будь что будет, - пред судьбой
Мы беспомощны извечно.
Нравится - живи беспечно:
В день грядущий веры нет, -
Лукреция пафосно захлопнула тетрадь и победоносно обвела взглядом мужа, деверя и сноху.
- И он до сих пор не хватился пропажи? - Пьетро на мгновение оторвался от зрелища, открывавшегося с балкона: рабочие выкорчёвывали булыжник.
- По крайней мере, не подаёт вида.
- И всё равно какая-то безысходность, - нахмурился Джованни. - "Мы беспомощны извечно", "В день грядущий веры нет"... А ему ещё пятнадцати не исполнилось... Нет, мы такими не были.
- Не были, - согласилась Джиневра.
Голос её звучал не слишком-то уверенно, потому как глаза наблюдали картину разрушения и хаоса.
- Они всю улицу перекапывать собираются? - мысли Пьетро были далеки от поэтических красот.
- Похоже на то... - вздохнул Джованни.
- Прямо под окнами, ни больше ни меньше, - проворчала Джиневра.
- Ох... - сказала Лукреция. Нелегко находиться в окружении людей, всецело поглощённых делами земными. И вроде бы искусство ценят - но не понимают...
- И чего мы упёрлись вчера? - продолжал сокрушаться Джованни. - Снесли бы этот балкон к чёртовой матери... И как мы теперь будем? - простёр он руку к зловонным плодам упорного труда землекопов.
- Да уж, себе дороже, - Джиневра была подозрительно покладиста сегодня. - А спорить с городским советом - дело бесполезное... Всё равно ведь снести заставят...