У бани я нашел санинструктора роты красноармейца Сидорова, который, склонившись над раненым, заканчивал перевязку. А рядом сидели еще несколько бойцов. Из-под десантных комбинезонов при свете не так уж далеких пожаров просматривались бинты.
— О, да здесь целый медпункт! — сказал я и, повернувшись к Сидорову, уточнил: — Вы сигнал на отход видели? Самостоятельно все могут передвигаться?
— Все, кроме одного, — ответил сержант с рукой на повязке и указал на лежавшего на плащ-палатке бойца.
— Что с ним? — спросил я у Сидорова.
— Проникающее ранение в живот… Не жилец, — ответил он тихо, склонившись ко мне.
Мы вынесли тяжелораненого в безопасное место. Сидоров, к сожалению, не ошибся — рана оказалась смертельной. Даже если бы сейчас в моем распоряжении была хорошо оборудованная операционная, и то вряд ли бы удалось спасти бойца. А в лесу? Можно было лишь немного облегчить его страдания…
Я поправил повязку бойцу, распорядился нести его на изготовленных из веток и плащ-палатки носилках, а сам поспешил к пункту сбора раненых. Там уже работали Тараканов и Мельников. К моему приходу все раненые, которых они собрали, были аккуратно перевязаны. Моего вмешательства не понадобилось.
Между тем диверсионная группа быстро отходила в лес, подальше от опушки, с которой все еще доносились выстрелы. Наконец все стихло, преследовать нас ночью фашисты, видимо, не решились. Да и не до десантников им было — с фронта нажимали наши наступающие войска.
Бойцы по очереди несли тяжелораненого. Когда позади осталось километра четыре, ко мне подошел Тараканов и огорченно доложил, что десантник скончался.
На небольшой полянке выдолбили в мерзлой земле могилу, похоронили бойца и поклялись дать прощальный салют в первой же схватке с фашистами.
Новый день провели в лесу. Я проверил повязки у раненых, некоторым сменил их. Медикаменты были на исходе, а сколько еще боев впереди, сказать трудно.
Лейтенант Семенов занимался картой. Я поинтересовался, какие у него планы.
— Вот, видите станцию, доктор? Послал разведчиков. Посмотрим, что там.
Вскоре вернулись разведчики с известием о том, что вокруг станции усиленные посты, а возле эшелона, подготовленного к отправке, много гитлеровцев в эсэсовской форме.
— Гарнизон большой? — спросил Семенов.
— Да, немалый, — ответил сержант, ходивший в разведку. — Думаю, до полка будет.
Совершать нападение на станцию было бессмысленно. И в то же время не хотелось Семенову упускать эшелон с эсэсовцами и вагонами, полными награбленного добра. Он снова раскрыл карту, провел карандашом вдоль железнодорожной линии.
— Гляди-ка, мост через реку! Надо его взорвать, и эшелон не уйдет, — решил лейтенант.
Я не принимал участия в планировании действий, не старался запомнить названий рек, деревень, где приходилось действовать, — не до того было, на моем попечении находились раненые. И хоть не были они в тот раз тяжелыми, долгие переходы по глубоким тылам могли вконец измотать их, если внимательно не следить за каждым.
Перед выходом на подрыв моста, когда десантники уже построились на небольшой лесной полянке, Семенов подошел ко мне и сказал:
— Доктор, оставайтесь с ранеными. Со мной пойдут ваши помощники. Рванем мост — и назад.
Раненые… Они лежали и сидели на еловом лапнике, отдыхая и набираясь сил перед новыми переходами, очень тяжелыми для них. Сколько испытаний еще впереди! Лес, глубокие сугробы, лютый мороз. Выдержат ли? Я не запомнил их по именам и фамилиям. Да и как запомнишь? Через мои руки за годы войны прошло около четырнадцати тысяч человек, которым довелось сделать хирургические операции, различные по сложности. Но врезались в память простые лица десантников, вчерашних рабочих парней и студентов из Москвы, Ленинграда, Горького, Куйбышева, других мест. Подбирали к нам людей наиболее подготовленных, стойких, выносливых. Не помню, чтобы кто-то жаловался на трудности. Если и жаловались, то на ранение, которое мешало идти в бой. Ко мне в таких случаях у всех был один вопрос: когда удастся вернуться в строй? Так и в ту ночь, в лесу. Но что мог я ответить? Какие прогнозы дать? Многое зависело еще и от того, как скоро мы попадем к своим и сможем передать раненых в лечебные учреждения…
Вдали прогремел взрыв и сразу же послышались автоматные и пулеметные очереди. Звуки боя нарастали. Раненые мои оживились, заговорили, пытаясь предположить, как развиваются события, угадывая, чей огонь мощнее — наш или противника. Впрочем, угадать это было практически невозможно, ведь многие десантники вооружились на всякий случай кроме своего, штатного, и оружием противника, подобранным в предыдущих боях.