С утра лейтенант был подавленным, отрешенным. Я, как мог, подбадривал его, шутил.
И вот самолет поднял нас в воздух, быстро набрал высоту и, сделав круг, оказался над учебным полем.
— Ну, теперь вперед, спокойно, вниз не глядите, — сказал я, легонько подталкивая лейтенанта.
Он сделал шаг, второй. На мгновение замер, обернувшись.
Подчиненные смотрят, — сказал я ему на ухо. — Ну…
И он прыгнул… Приземлились мы недалеко друг от друга. Он уже освободился от строп и бежал ко мне.
— Спасибо, доктор, спасибо! — кричал на ходу.
Мы обнялись. Я и прежде не раз наблюдал, как менялось настроение у многих людей после первого прыжка. Случилось так, что и лейтенант сразу позабыл все свои былые тревоги и сомнения.
— Ну а теперь можно смело просить командира о переводе, — сказал я, хитровато улыбнувшись.
— Куда? — опешил лейтенант. — Зачем? Нет, нет…
— Конечно нет, — успокоил я. — Вы теперь настоящий десантник.
Однако случалось и так, что ничем мы не могли помочь человеку и приходилось расставаться с ним. Помню, привели ко мне красноармейца Хренова, который наотрез отказывался от прыжков, жаловался на сильные боли в животе и просился к врачу. Осмотрев его самым тщательным образом, я не обнаружил никаких заболеваний и решил на следующий же день сам вывести его на прыжки, полагая, что будет все так же, как и с лейтенантом.
Командир батальона выслушал, заметил:
— Увлекся ты, доктор, не тем, чем надо…
Я возразил, стал убеждать, и он согласился, надеясь, что еще одного воздушного бойца приобретет с помощью медицины.
Но, увы, мои усилия оказались тщетными. В самолете Хренов забился в угол, и никакими стараниями нельзя было заставить его встать с места. Лишь на втором круге товарищи все-таки вытолкали его на крыло и заставили прыгнуть. Парашют раскрылся, боец приземлился нормально, но, когда я подошел к нему, он лежал без движений. Определил его в лазарет, тщательно осмотрел, но ничего не обнаружил, что могло бы обеспокоить. Заподозрил, что у красноармейца расстройство психики. Решил понаблюдать за ним несколько дней.
Вскоре Хренов оправился от потрясения, и я заговорил с ним о прыжках, о том, что он прекрасно справился с задачей. Хренов сразу изменился в лице, задрожал как осиновый лист, понес чепуху. Его товарищи говорили, посмеиваясь, что упоминания о прыжках вызывают у него «медвежью болезнь».
Что было делать? Я пошел к командиру батальона и твердо заключил:
— Красноармейца Хренова необходимо перевести в стрелковую часть!
Так и поступили. Убывая от нас, Хренов пообещал, что в пехоте будет храбро сражаться с врагом. Быть может, кое-кто из его товарищей и сослуживцев — бывалых десантников и сомневался в этом, не знаю. Я же думал о другом: к подбору людей в воздушно-десантные войска надо подходить особенно требовательно.
Конец января 1942 года был знаменателен для меня тем, что я едва не сменил профессию… Дело в том, что у нас на военном факультете мединститута общевойсковую и специальную тактику преподавали довольно здорово. Многие занятия, например, проводили представители Военной академии имени М. В. Фрунзе. И вот как-то на тактических учениях, во время которых дел у меня оказалось немного, капитан Жихарев попросил помочь ему отработать карту. Когда в конце учения начальник штаба бригады майор В. Н. Кошечкин проверил ее, сразу поинтересовался, кто наносил обстановку.
Жихарев указал на меня.
— Откуда у вас такие навыки? — поинтересовался майор.
Пришлось пояснить. Тогда он еще раз внимательно изучил мою работу, задал несколько вопросов и вдруг предложил, переходя на «ты»:
— Место твое в штабе! Как раз сейчас требуется начальник оперативного отделения. Переаттестуем быстро — это я беру на себя. Как сам-то смотришь?
Предложение озадачило. Если учесть мою любовь к медицине, можно себе представить, как не хотелось менять профессию. С другой стороны, я понимал: идет война — жестокая, суровая, и надо быть там, где ты полезнее. Так и ответил начальнику штаба.
— Молодец, — обрадованно сказал он. — Сейчас же идем к командиру бригады.
Подполковник Федор Степанович Омельченко выслушал своего начальника штаба с легкой усмешкой.
— Ну спасибо, — сказал он, — Выручил бригаду, нашел оперативника…
— А что, разве плохой штабист? — не уловив иронии, спросил Кошечкин. — Посмотрите, как карту оформил, да и тактику знает неплохо…