— Вам необходимо, — продолжал, обращаясь ко мне, Иван Иванович, — четко определять, кого из раненых оперировать на месте, а кого после контроля повязки и улучшения иммобилизации отправлять на следующий этап. Важно маневрировать и хирургическими кадрами, — прибавил он, уже обращаясь ко всем, и в первую очередь к командиру медсанбата. — А вам, Гулякин, поскольку имеете опыт хирургической обработки ран, можно создать хирургическую бригаду в своем взводе, чтобы она была всегда, как говорится, на подхвате.
— Не у всех еще есть навык в работе, — вставил я.
— Знаю, — кивнул Ахлобыстин, — но ведь ваши занятия в эшелоне на пути к фронту помогли им освоить многие азы?
В заключение Иван Иванович сказал, что он принимает все меры к тому, чтобы значительно улучшить деятельность батальонных и полковых медицинских пунктов, а нам поручает совершенствовать хирургическую помощь всем категориям раненых.
Беседа закончилась уже за полночь. Мы знали, что завтрашний день не будет легче минувшего. Враг концентрировал танки в районе Трехостровской. Кроме того, часть гитлеровцев все же переправилась и на остров и, несмотря на то что была блокирована, не отказалась от попыток расширить плацдарм. Ахлобыстин приказал быть готовыми к немедленной эвакуации с острова, если врагу удастся развить успех.
Когда я вышел из палатки, в которой проходило совещание, уже светало. Следовало поторопиться, скоро могли начать подвозить раненых.
Мои подчиненные были все в сборе. Вот Михаил Стесин, недавно окончивший институт. Неунывающий, веселый молодой человек. С лица его почти не сходила улыбка. Но за операционным столом он преображался — становился серьезным, сосредоточенным, работал уверенно, быстро и не покидал операционную столько, сколько требовала обстановка.
Был в моем взводе и Петр Красников, которого я уже тоже называл, — военфельдшер, прекрасно знавший свою специальность, настойчивый, целеустремленный.
А вот и девушки. Строгая Аня Горюнова, старшая медсестра приемно-сортировочного отделения. Ее сестренка Таня — впечатлительная, все принимавшая близко к сердцу, но и отходчивая, веселая по натуре. Она могла рыдать, видя страдания наших пациентов, но едва их увозили и наступала передышка, как Таня менялась прямо на глазах и могла беззаботно смеяться, шутить.
Трудолюбие, выдержка и исключительная добросовестность отличали Машу Морозову. Она уже в первые дни освоила многие очень сложные методики — успешно давала ингаляционный эфирный наркоз, накладывала повязки с иммобилизационными шинами.
Едва я подошел к палатке взвода, появился первый раненый. Его доставили бойцы с правого берега, окровавленного, бледного. Один из красноармейцев рассказал о подвиге товарища:
— Это Гриша Осипов, наш пулеметчик… Он прикрывал отход взвода с позиций боевого охранения, много фрицев положил… Как в правую руку ранило, стал с левой строчить. Стрелял, пока не потерял сознание. Хорошо, мы успели его вынести…
— А кто перевязку сделал? — поинтересовался я.
— Мы же и сделали… Наш санинструктор.
— Молодцы. Повязки хорошо наложены. Этим вы спасли своего товарища. Теперь и наша хирургическая помощь поможет ему, — добавил я, осмотрев раненого.
Вызвав санитаров, направил Осипова в большую операционную. Провожая прибывших с передовой красноармейцев, еще раз обратил их внимание на важность своевременного оказания первой помощи.
Когда вернулся в палатку приемно-сортировочного отделения, увидел там Фатина, который ждал меня.
— Знаешь, Миша, — заговорил он. — Я решил просить передвинуть тебя на хирургическую работу. Знаю, что ты ученик Ивана Гурьевича Руфанова. Я сам у него учился. Знаю, что ты трудился под руководством Вишневского на Волховском фронте. Так что, думаю, допущена ошибка в твоем назначении. Тебе следует побыстрее подготовить Стесина, чтобы он смог возглавить взвод…
Мы еще некоторое время говорили с Фатиным о насущных делах, а потом он посоветовал мне подумать о вступлении кандидатом в члены партии и пообещал дать рекомендацию. Забегая вперед, скажу, что рекомендацию он мне написал и, как я счел, прочитав ее, выдал большой аванс на будущее. Состоялась затем и должностная передвижка. А в то утро нашу беседу оборвала команда «Воздух». Обстреливая наше расположение, пронеслись на бреющем два вражеских истребителя.
Потом закипела работа. В тот день еще быстрее, чем накануне, делали рейсы в полки наши санитарные машины. Во-первых, водители привыкли к дороге, научились ловко прятаться при появлении вражеских истребителей, ставя машины в редкие укрытия. Во-вторых, бои ожесточались с каждым часом и количество раненых, естественно, увеличивалось.