Видно по привычке из-за многолетнего табу. Все откладывал на потом. Ждал удобного случая. А вот ты-то откуда узнал? - поинтересовался отец, профессионально откупорив бутылочку крымского “Игристого” и заполнив до краев бокалы призывно бурлящим вином.
Мой рассказ был краток. Но за это время три пустых бутылки с под шипучего вина все же успели перекочевать под стол.
Поход в гости под родительский кров окончился. Отец горестно вздохнул, но зная мое негативное отношения к “безобидному” застолью даже не пытался меня удерживать.
Но видно не один в нашей семье родился под счастливой звездой.
Стоило лишь только нам спуститься вниз в наш общий холл, как тут же раздалась соловьиная трель звонка и мы с отцом поспешили к входной двери.
Распахнувши цветные витражи мы опешили. Дебелое, краснощекое в плотно-приплотно облегающей тело форме подполковник милиции и щупленький худосочный сержантик стояли у порога нашей холостяцкой обители.
Вот те и на! На нас наехали менты!
Ты, Романовский? - обратилась служивая дама ко мне с вопросом, во все глаза при этом пялясь на моего неутратившего с годами мужской привлекательности и (как я теперь знаю) благородного лоска отца.
Да, внешне спокойно ответил я, но все же начиная впадать в панику.
Никому ничего нельзя поручить. Я ведь приказывала до моего приезда документы тебе не выдавать, - подтвердила мои наихудшие опасения командир в юбке.
Между тем мой батя уже успел галантно взять гостью под руку и ввести не только в дом, но и уже подвести к накрытому столу в гостиной.
Пока отец ловко пересервировал стол, добавив дополнительно два прибора, побольше и по изысканней закуски, но больше всего выпивки, дама с видом ------- осматривала наши апартаменты.
Не дурно. Даже для новых украинцев не дурно. Но вот тех, кого отыскивает американский дедушка - миллионер может и слабо.
Подполковник милиции была эффектной женщиной и говорить могла так же и достигла того же.
Минуты две мы с отцом только стояли с открытыми ртами и в силах восстановить прервавшееся вдруг дыхание.
Наконец-то я облегченно вздохнул и спрятал за губами белоснежные еще собственные зубы. А отец наоборот сделал выдох и его ослепительная улыбка, но, увы, вставные зубов сделалось еще шире и он восторженно произнес:
К столу, господа, к столу!
От неожиданного известия я начисто забыл о норме, морали и угрызений совести и тоже поддался всеобщему радостному предвкушению трапезы.
Мы пили- ели. Мы пели - пили. Мы только пили, уже не ели пока совсем не охрипли. (И если бы я не был так влюблен в Софью, возможно бы даже и пол молоденького сержанта не стал бы помехой и ниш пьяный загул обязательно перерос бы в оргию.)
Но я был влюблен и мой отец тоже.
Сначала нашей гостье после пятой рюмки коньяка стало вдруг жарко и она сняла китель. Потом, когда блудливые пальцы отцовской левой руки каким-то образом забрались к ней под юбку, она тяжело задышав расстегнула еще, аж, четыре верхних пуговицы на кофточке (оставив лишь одну нижнюю где-то в районе пупка.)
Вид таких спелых дынь вызвал непреодолимое желание у моего отца собрать урожай и он еще лишь слегка пошатывающейся походкой повел нашу даму в поход по дому.
Пойдемте я вам покажу зимний сад, - галантно поклонившись и предложив гостье ручку, чопорно проговорил он, а сам поволок ее в спальню (старый развратник: куда конь с копытом, туда и жаба с клешней.)
Жатва затянулась надолго. И где-то через час, а может и полтора мы с сержантом вспомнив про свои “сыновни” (мои без кавычек) обязанности, решили тихонько взглянуть на место “битвы за урожай”.
Усталость и хмель взяли свое. Но объятия были все же крепки и сейчас. И мы минут пять ни как не могли расцепить два полностью обнаженных тела.
Они что же “склещились”? - невольно вызвался у меня хмельной вопрос, но “автомобиль” уже выехал из “гаража” и теперь висел обмякнув.
Может пусть проспятся?
У меня не было ментовского одержимого педантизма и я высказал свое мнение человека гражданского, а значит безответственного.
Нет, я обязан доставить подполковника домой к семейному очагу вовремя, - сержант был верен долгу и присяге.
Моего отца (хотя один из нас и был мент) мы не тронули, оставив и дальше спать на диване. Лишь ради приличия прикрыв слегка покрывалом.
А вот даму нам предстояло еще одеть. (Не мужских, скажу я вам, это рук дело. Они совсем под другую работу “заточены”, под раздевание.)
От такого количества всяких женских прибамбасов у меня просто голова пошла кругом. (Я ведь никогда не имел ни матери, ни сестер.)
Но сержанты милиции несмотря на свою внешнюю молодость оказался человеком бывалым и вскоре подполковник милиции имела бравый вид, хотя по прежнему оставалась пьяной в стельку.
Милицейский джин сержант подал прямо к крыльцу, но вынос тела был делом не из легких, но все уважение к офицерским погонам было соблюдено.
8 глава
Дармовые хлеба не бывают легкими.
Неожиданное свалившееся мне в руки огромное наследство мне еще предстояло заработать, заслужить, выполнив одно из трех обязательных условий.
Но я тогда еще ни чего об этом не знал и будущее виделось мне в зеленой дымке долларового звездопада.
Начальник паспортного стола вручила мне лишь номер телефона моего богатенького американского прадедушки и учитывая свое душевное, а главное “физическое” состояние в тот вечер я резонно отложил звонок за океан на следующий день.
Утро вечера мудрее. Одна лишь ночь отделяла мне теперь от того, чтобы стать настоящим и по званию и положению графом Романовским. Так или примерно так самодовольно думал я “пританцовывая” над писюаром в туалете. (Чтобы составить отцу компанию и не провоцировать в нем чувство изгоя я весь вечер пил одно шампанское.)
С пол часа из меня извергался, если не фонтан, то фонтанчик. Но зато затем меня не беспокоил мой “будильник” и я проспал всю ночь как сурок.
“Интересно, что заставило моего прадедушку вспомнить обо мне?” - было моей последней мыслью, прежде чем я уснул, но тогда я еще не знал ответ на этот вопрос.
А ответ был прост: помощь и старость. Однажды ночью в своих роскошных апартаментах люксовой гостиницы “Хилтон” вспомнил мой американский прадедушка о своих родовых корнях. (А значит обо мне, так как, слава богу, сложилось так, что я являлся единственным наследником графов Романовских и значит и не имел конкурентов.)
Савве Хомичу было уже девяносто три года. Но старческая немощь в ногах приковавшая его к инвалидной коляске и к пожилому, но еще крепкому когда-то сожителю, а теперь лишь слуге, не умереть с годами неуемного порой аппетита.
Когда пагубная страсть голубизны мучавшая Савву Хомича всю его сознательную жизнь в преклонном возрасте отпала наконец сама собой, то любовь хорошо и много есть привратилась в настоящую страсть переросшую порой в маниакальный порок: обжорство.
Кто много ест, тот, как известно, должен хоть иногда. Но все же и на ночной горшок садиться. А сам это без слуги Савва Хомич из-за разбитых артритом ног уже проделывать не мог.
И вот однажды ночью после обильной трапезы (на сей раз была выбрана аристократически - изысканная французская кухня) Савву Хомича разбудило подозрительное урчание живота.
Чувствуя, что вот-вот будет сорван “предохранительный клапан” престарелый аристократ дернул поспешно за махровый шнур ночного звонка. Но видно не даром говориться, что поспешишь - людей насмешишь. Потому что шнур взял да и оборвался. То ли срок ему пришел, то ли еще сохранилась в графских руках былая силушка.
Савва Хомич осерчал и потянулся за телефонной трубкой, но та выскользнула из дрожащих рук и по закону пакость длины шнура от трубки к аппарату как раз хватило, чтобы до слуха графа донеслось сочное “Хрясь!” Это трубка, ударившись о массивную ребристую подставку модернового портера, разлетелась запчастями по спальне номера “Хилтона”.