– Я знаю, мистер Уилзи. Но так будет лучше.
– Уверен, что ты не…
– Уверен, мистер Уилзи, – отчеканил Рендалл. – Не хочу лишний раз заставлять родителей нервничать. Да и ваша семья от этого только выиграет.
– Несомненно. Выиграет. Но я не вижу никакой выгоды для тебя.
– Сохранение душевного равновесия. Всё очень просто. Если вы думаете, что я боюсь вашего сына или что-то ещё в подобном духе, то, уверяю вас, дело не в наших столкновениях. Мне нечего бояться. Просто так действительно будет лучше. Для всех, без исключения.
Рендалл потёр переносицу. Ему до сих пор чудилось, что нос полон воды, а она всё продолжает поступать, погружая его в беспросветную черноту.
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, и этот выбор осознанный.
– Более чем, – лаконично ответил Рендалл.
– Отец? – голос Терренса был подобен грому среди ясного неба.
Рендалл удивился, но вида не подал. Он снова не знал, что пришло Терренсу на ум. Очередная непредсказуемая выходка.
– Да?
– Можете оставить нас наедине? Буквально на пару минут, не больше. Обещаю, что и пальцем его не трону, просто… поговорю.
Альберт посмотрел на Рендалла, а тот едва заметно, осторожно кивнул.
– Я не возражаю, мистер Уилзи.
– В таком случае… – Альберт замешкался. – Мартин, идём.
Мартин не стал спорить и покорно последовал за отцом. Рендалл проводил их взглядом и повернулся к Терренсу только тогда, когда остальные посетители скрылись за дверью, оставив их вдвоём.
– Вообще-то отец запретил мне к тебе приближаться, – произнёс Терренс, продолжая стоять в отдалении и не делая попыток подойти к кровати. – А ещё требовал, чтобы я в обязательном порядке перед тобой извинился за случившееся.
– Но ты, конечно, не станешь этого делать.
– После признания о давлении со стороны это будет смотреться нелепо. Тем не менее, я искренне прошу у тебя прощения за свой поступок. Я, правда, не рассчитывал на такой результат. Не думал, что так получится, и я…
Красноречие Терренса испарилось в неизвестном направлении.
Он стоял, стараясь не смотреть на Рендалла, уделяя большее внимание то полу, то стенам, то кончикам ногтей.
Рендалл тоже посмотрел на них, отмечая, что чёрный лак окончательно облез, и Терренс больше не предпринимал попыток сделать себе маникюр.
– Ты? – поторопил Рендалл собеседника.
Терренс преодолел расстояние, их разделявшее, за каких-то три шага. Без сомнений нарушил запрет отца, приблизившись к кровати, а дальше снова начал колебаться.
Рендалл видел, что Терренс хочет сделать что-то ещё, но сомневается в правильности того или иного решения, просчитывает наперёд количество плюсов и минусов.
– Нет, ничего. Лишь планировал сказать, что тебе не обязательно прикрывать меня. Можешь поведать им правду, я не стану препятствовать.
– Я делаю это ради собственной спокойной жизни, а не ради твоего спасения. Когда же ты научишься реально смотреть на вещи и не питать иллюзий?
– Когда найду хотя бы одно реальное доказательство твоей любви к Кейт, – произнёс Терренс. – Сейчас у меня нет ни одного.
– Удачи в поиске, – усмехнулся Рендалл и вновь откинулся на подушки.
Директор ушёл, так что можно было не храбриться особо, а признать, что самочувствие на редкость паршивое.
В отличие от Мартина, стеснявшегося без приглашения присесть на стул, Терренс не обременял себя изучением правил этикета, потому сейчас опустился на кровать, проигнорировав красноречивый взгляд.
Он провёл рукой по простыне, разглаживая почти незаметные складки. Мгновение. И рука взметнулась вверх.
Пальцы заскользили по пострадавшей щеке, поглаживая.
Терренс не торопился устраивать драматическое представление, вроде того, что развернулось в бассейне. Не бросался заявлениями о великой любви, которая настигла его однажды и теперь не покинет никогда.
Он просто прикасался к коже, и кусал губы, наглядно демонстрируя запредельную нервозность.
Не продолжай. Остановись. Уйди, пожалуйста. Прошу тебя. Почти умоляю.
Рендалл ещё молчал, но эти слова рвались на свободу, желая быть высказанными. Каждый раз, когда Терренс переставал поливать его презрением и отторжением, он чувствовал, как с грохотом рушатся барьеры, старательно выстраиваемые в попытке отгородиться от недавнего прошлого.
Терренс был так близко. Ничего не стоило – преодолеть последние крохи расстояния, разделившие их, и поцеловать немного шершавые губы.
Рендалл сжал ладонь, вдавливая ногти в кожу и запрещая себе думать о подобном. Он не мог допустить срыва.
При таком раскладе, от измены Кейт его отделяла пара шагов, не более. А он не имел права изменять. Просто потому, что кроме разочарования в себе и усиления страданий, этот порыв ничего не обещал.
Стало бы гораздо больнее, чем теперь.
Терренс смотрел на него и как будто читал мысли. Он же первым закрыл глаза, разрывая зрительный контакт. Ладонь безвольно соскользнула со щеки – тактильные ощущения тоже остались в прошлом.
Очень вовремя, поскольку уже в следующую минуту двери распахнулись, пропуская внутрь лазарета посетительницу.
Терренс метнул взгляд в её сторону, но Кейт не удостоила родственника даже приветственным кивком.
Она по-прежнему напоминала фарфоровую куклу или Белоснежку. Тот же тип бледной девы, с почти бескровным лицом, обрамлённым тёмными локонами.
Губы чуть тронуты алым блеском, а ресницы от природы такие роскошные, что никакая разрекламированная тушь подобного эффекта не даст.
Истинная принцесса, обожающая всё лёгкое, воздушное и красивое.
Терренс помнил, как во время свадьбы Элизабет, впервые столкнувшись с Кейт, мысленно назвал её девушкой-тортом. В плане стиля она оставалась верна давним привычкам. Сейчас тоже напоминала торт, украшенный кремовыми розочками.
Вот только вместо сладкой начинки у неё внутри были гниль и черви.
Увидев её, Терренс поднялся со своего места и прошествовал к выходу. Находиться в одном помещении было невыносимо. Хуже становилось только от мысли, что сейчас Кейт подойдёт к Рендаллу, и ей он будет улыбаться, её поцелует, с ней будет охотно разговаривать.
С ней, а не с ним.
*
Рот.
Обычный такой, ничем не примечательный рот.
Хотя, при желании, ему можно выписать дополнительную характеристику, заслуженно, без преувеличения, назвав рабочим. Ну, и ещё достаточно умелым.
В былое время Терренс находил в этом положительные стороны, понимая, что у него всегда есть на примете человек, готовый составить компанию, если в этом возникнет потребность. Не откажет, не станет требовать романтики и нежностей. Человек, который счастлив только от осознания, что в его сторону посмотрели. А от того, что заговорили, вообще едва ли не заикается – столько восторженных эмоций!
Терренс его не понимал, но находил подобное проявление чувств забавным, непривычным и милым. Иногда он даже жалел своего персонального человека-развлечение, что не мешало продолжать отношения на том же уровне, что и прежде. Никаких надежд на совместное будущее, никаких ласковостей, никаких обещаний.
Чистое потребление без ответной отдачи.
Закрывая глаза, он мог думать о чём угодно, а то и не думать вовсе, если Энди превосходил самого себя и проявлял чудеса орального мастерства. Подобное случалось не так часто, но иногда всё-таки бывало.
Сегодня всё шло под откос.
Терренс не мог расслабиться.
Он и просто отвлечься от своих размышлений не мог, потому смотрел в стену, со скучающим видом изучал рисунок на обоях, повторяя причудливую вязь пальцами. Сбивался, начинал заново и впервые думал о том, что заученные и неоднократно отработанные на практике прикосновения языка, влажность и теплота чужого рта прилично раздражают. Хочется, чтобы это всё поскорее закончилось, и Энди ушёл, оставив его в одиночестве. Не лез с расспросами, а просто поднялся с кровати и скрылся за дверью.