С момента потасовки около бассейна прошло две недели.
Терренсу казалось, что они не прошли, а проползли, еле живые, наполненные бесконечной рефлексией, взглядами на расстоянии и невозможностью нарушить слово, данное отцу. Единственный раз, когда он поступился принципами, был именно там, в больничном крыле. После этого Терренс решил, что действительно постарается держаться на расстоянии, подстраховавшись на всякий случай.
Рендалл провёл в лазарете не более трёх дней, а потом стал появляться на занятиях. Он делал вид, будто ничего не произошло, нормально общался со всеми одноклассниками, работал в паре с Энтони над проектами для клуба любителей политологии, проводил время в библиотеке или прогуливался по саду, игнорируя то место, где случилось памятное столкновение.
Терренс наблюдал за ним, стоя в коридоре на втором этаже. И отворачивался ровно в тот момент, когда понимал, что Рендалл заметил интерес, проявленный к его персоне.
Нельзя сказать, что они совсем друг друга игнорировали. Обменивались приветствиями, как того требовали приличия, но ни словом больше.
Терренс вспоминал воркование Кейт, занявшей его место, севшей ровно туда, где прежде сидел он.
То, как она прикасалась к щеке Рендалла, испуганным тоном расспрашивая, что же произошло?
Почему Рендалл оказался в лазарете?
Он повторил ей свою версию событий, и Терренс окончательно убедился: сдавать его не собираются. Неизвестно, ради кого или чего Рендалл старался сохранить всё в тайне, но со словами Альберта поспорить не выходило. В первую очередь, такая история-перевёртыш была выгодна семье Уилзи. А ещё конкретнее – Терренсу.
Рендалл от молчания ничего не выигрывал.
Терренс продолжал стоять у двери до тех пор, пока за спиной не появились родители Рендалла и не попросили подвинуться. Точнее, отец попросил, а мать взяла за руку и принялась рассыпаться в благодарностях за спасение сына.
Терренсу от этого стало хуже. Он не заслуживал похвалы от Стимптонов, а вот порицания – сколько угодно.
Он чуть не убил их сына, а они к нему с признательностью приходят.
Если бы Рендалл приложился головой сильнее, а Терренс не притормозил у двери, удивившись установившейся в помещении тишине…
Ситуация могла приобрести иную эмоциональную окраску и подойти под иное определение.
Не простой несчастный случай.
Непреднамеренное убийство.
Хотя, с какой стороны посмотреть.
Все, кто был в курсе вражды, могли бы подумать, что заранее спланированное и удачно претворённое в жизнь.
Терренс приказал подсознанию забыть о случившемся. Не потому, что в мыслях считал себя непричастным и невиновным. А именно по причине обратного отношения к происходящему.
Ещё немного, и он загрыз бы самого себя.
На следующий после незапланированного плаванья в бассейне день, ладонь, исколотая шипами, немилосердно саднила.
Терренс вспоминал дорожки, оставленные каплями крови на щеке Рендалла.
И ненависть к своей персоне вспыхивала с новой силой.
Мысли о многочисленных ошибках не позволяли сосредоточиться на чувственных удовольствиях.
Да и удовольствия, в общем-то, не было. Только беспредельная скука и понимание, что это может продолжаться ещё долгое время, если он сам ничего не сделает.
Или не подумает о чём-нибудь приятном.
Секс никогда не был для него панацеей – избавлением от всех проблем и забот. Просто славная вещь, позволяющая расслабиться и немного упорядочить мысли. В определённом случае, ещё и способ насладиться близостью любимого человека.
Так было прежде.
Но не теперь.
Несколько минут механических движений, и его ладонь вплелась в немного растрёпанные светлые волосы, прихватывая сильнее и не позволяя отстраниться.
Терренс запрокинул голову, приоткрыл рот и в самый последний момент прикусил кончик языка, не позволив себе произнести то имя, о котором несколько дней назад даже думать запретил.
Не получилось, как показала практика.
Терренс, продолжая лежать с закрытыми глазами, представил себя со стороны и едва не скривился от зародившейся жалости.
Человек, находившийся на его кровати, закрывающий глаза рукой, словно боялся, что яркий свет причинит боль сетчатке, являлся его внешним воплощением.
Но куда подевалась былая внутренняя уверенность?
Штанина, сдёрнутая с одной ноги, вообще казалась чужеродным элементом.
А тупая попытка изобразить страсть окончательно сравняла его с землёй.
Кончить-то он кончил, но… Лучше бы этого всего не было.
Терренс распахнул глаза и посмотрел на Энди. Тот навыком чтения мыслей не обладал, а потому убираться на все четыре стороны не торопился. Он осматривался по сторонам в поисках платка или салфетки, чтобы стереть со щеки белёсые капли.
Терренсу стало невыносимо тошно.
Он вытащил из кармана брюк чистый платок и бросил его Энди.
– На, возьми, вытрись, – произнёс отстранённо и принялся натягивать вторую штанину, приводя себя в порядок.
Разговаривать было не о чем, и Терренсу отчаянно захотелось, чтобы их мелкую компанию разбавили посторонние люди. Тогда-то Энди точно поймёт: делать ему здесь нечего. И свалит к себе.
Кто-то умный и крайне проницательный эти мысли услышал или почувствовал, проходя по коридору.
Стоило только подумать, как в дверь постучали.
Обычно Энтони не упускал возможности проехаться по остаткам гордости, не желавшим окончательно покидать его соседа, но сейчас, заметив Энди поблизости, никак его присутствие рядом с Терренсом не прокомментировал. Едва заметно вскинул бровь, но очень быстро придал лицу серьёзное выражение и обратился к Терренсу:
– Ты занят? Зайти позже?
– Нет. Уже нет, – ответил Терренс, отходя от двери и предлагая Энтони составить ему компанию. – Прости, настроение не самое подходящее.
Добавил, обратившись к Энди.
– Тогда я пойду?
– Иди. Платок можешь забрать.
Терренсу хотелось, чтобы он поскорее убрался, а вместе с ним ушло восвояси и отвращение к недавней попытке изобразить героя-любовника.
Энди мог топтаться здесь ещё минут пять, прикидывая, куда положить вещь. Терренс его такой возможности лишил.
Энтони проводил соседа насмешливым взглядом и тяжело вздохнул, прикидывая, окажется ли для него эта ночь бессонной, или всё обойдётся? Энди имел склонность жаловаться на жизнь каждый раз, когда у них с Терренсом что-то не клеилось. Сегодня не клеилось конкретно.
Энтони, не прилагая особых усилий, представлял, как распадается на части конструкция, и все усилия идут прахом.
Терренс не был расслабленным и удовлетворённым. Он выглядел уставшим, если не сказать грубее. Банально затраханным. Только в роли любовника с садистскими наклонностями выступала жизнь, а не какая-то определённая личность.
– Хочу напиться, – поделился Терренс, вновь падая на кровать и закрывая глаза рукой.
Когда никто не слюнявил ему член, а брюки были застёгнуты и на молнию, и на пуговицу, собственная поза не казалась показательной или глупой. И жалости к себе тоже не было. Лишь поразительная пустота внутри.
Терренс знал, что выбило его из состояния равновесия. Узнали бы и все остальные, приди им в голову мысль заглянуть на «Facebook» и немного пролистать ленту.
Кейт создала новую заметку, к которой приложила фотографию, желая продемонстрировать выбранный вариант приглашений на свадьбу.
С двумя целующимися голубками.
По всем правилам.
Мещанство и убогость стиля.
Терренс ждал сообщения от отца, что к ним прилетела целая стая этих птиц и теперь дожидается наступления своего часа.
– Совсем скоро у тебя появится возможность осуществить желаемое. Надеюсь, ты помнишь? Или уже не помнишь?
– Мини-каникулы и твой день рождения, на них выпадающий, – улыбнулся Терренс. – Конечно, помню. Ради такого случая я могу даже попытаться самостоятельно испечь торт. Правда, не обещаю, что он будет съедобным. Но оцени старания!