Удивительно, как при своей скупости родители не смогли сколотить огромное состояние, которое очень пригодилось бы в дальнейшем, в противоборстве с Дином Кларком.
Рендалл задавал себе вопрос.
И тут же сам отвечал.
Они были скупы только в быту, ущемляя себя практически во всём.
Но когда предписывалось выйти в люди и пустить пыль в глаза, продемонстрировав своё благосостояние, средства моментально находились и тратились с фантастической скоростью.
Никаких нареканий это почему-то не вызывало.
О том, чтобы пригласить приятелей домой, речи тоже не заходило. Было несколько попыток, но все они бесславно закончились под аккомпанемент нотаций матери, считавшей, что их дом – это не проходной двор, не стоит таскать сюда всех подряд.
При этом она отчаянно хотела, чтобы у Рендалла появились друзья, происходящие из высокородных семей. Но и их тоже домой водить было запрещено.
Аргументировалось обычно практически тем же, с небольшими поправками.
Если неблагонадёжные элементы, по мнению матери, могли что-то присмотреть и украсть, то более обеспеченные детишки, всенепременно, сравнили бы обстановку их дома с интерьерами, в коих обитали сами. И результат сравнения, разумеется, оказался бы не в пользу Стимптонов.
Как такое прикажете пережить?
Позор и падение в чужих глазах – ужасное явление. Особенно, если мнение посторонних людей по какой-то необъяснимой причине ценится выше своего собственного.
Рендалл ещё раз окинул критическим взглядом отражение в зеркале. Сам он придерживался точки зрения, гласившей, что цвет рубашки решающей роли не играет. Что в одном наряде он смотрится странно, что в другом.
Спасибо Энтони за то, что не предложил гостям приехать на торжество в каретах. Ради поддержания атмосферы, так сказать.
Строгий костюм был оптимальным вариантом, но фрак и белые перчатки – уже перебор. Перчатки, кстати, тоже входили в понятие дресс-кода. Как для девушек, так и для юношей. Но если Кейт в её нежно-фиолетовом платье и аксессуарах того же оттенка была красавицей, то себя Рендалл видел недоделанным пугалом.
Вероятно, сказывалась общая нервозность, поскольку отражение в зеркале утверждало обратное.
Он был очень даже симпатичным в предложенном наряде.
Уничтожить окончательно небрежность, с которой он относится к вещам, и можно прямо сейчас на бал восемнадцатого века.
Ну, или на такую вот стилизацию.
Не дождавшись ответа от Кейт, Рендалл отошёл от зеркала, стянул перчатки и бросил их на стол, наливая себе воды.
Кейт отложила в сторону макеты приглашений и посмотрела на Рендалла со снисходительной улыбкой.
– Белая, – произнесла без сомнений.
Рендалл едва не выпустил из рук стакан.
Признаться, ответа он уже не ждал.
Сначала, когда в комнате повисла тишина, хотел повторить вопрос, подумав, что Кейт всё мимо ушей пропустила, однако промолчал. Теперь выяснилось, что она прекрасно слышала, просто не желала разговаривать. Или не посчитала нужным отрываться от своего занятия ради мелочей.
Несмотря на то, что предварительный внешний вид приглашений был утверждён, Кейт внезапно решила всё кардинально поменять.
Наверное, работники брачного агентства её ненавидели.
Поднявшись из кресла, Кейт подошла к Рендаллу, забрала из его рук стакан, поставила на стол. И вновь улыбнулась. Гораздо теплее, чем в первый раз. Такую улыбку Рендалл наблюдал у будущей жены не так уж часто. По правде говоря, только один раз – в лазарете.
Тот визит тоже был неожиданностью. Рендалл рассчитывал на встречу с родителями, а увидел её.
Сначала Кейт задавала вопросы, дотошно выспрашивая все подробности случившегося, заставив Рендалла почувствовать себя подопытным кроликом, проходящим тестирование на детекторе лжи.
В целом, ложь далась ему просто и безболезненно.
Он рассказывал о форс-мажорном происшествии так, словно сам поверил в чудесное спасение стараниями Терренса, и в то, что поскользнулся самостоятельно, из-за нарушений правил техники безопасности.
Лгать во второй раз было ещё проще. Родителям он поведал обо всём без запинки. Заученные слова отлетали от зубов только так.
Неудивительно, учитывая, что приукрашивать действительность ему приходилось и прежде. Целый год, потраченный на развитие способностей обманщика высшей категории, не прошёл даром.
После того, как с расспросами было покончено, Кейт улыбнулась ему и поцеловала. Сама. Впервые за время знакомства.
Обычно инициативу предписывалось проявлять Рендаллу, и он гадал: то ли Кейт просто предпочитает оставлять первый шаг за своими парнями, то ли он ей настолько отвратителен, что необходимость целоваться с ним – каждый раз сродни испытанию.
Они были странной парой, хотя и старались доказать обратное.
Девушка, болезнь которой нельзя называть, поскольку это не стоит внимания. И парень, отринувший меркантильные интересы и думающий исключительно о возвышенных материях.
На деле всё было ровно наоборот.
Рендалл чувствовал, что болезнь Кейтлин весьма значима, и, узнав истинный диагноз, он точно не обрадуется.
Тот факт, что сам работает мужем ради материального благополучия семьи, не обсуждался.
Нечего там было обсуждать.
Кейт прикоснулась к воротничку рубашки Рендалла, провела по нему пальцем, чуть опустила ресницы и, кажется, смутилась.
Такое вообще возможно?
Рендалл постепенно привык к стандартному отношению – намеренной демонстрации того, что основа их брака – это бизнес, ничего личного, потому сейчас удивился и чуть приоткрыл рот, намереваясь спросить Кейт, что на неё нашло. Она его опередила, приложив палец к губам, призывая к молчанию.
На людях Кейт виртуозно разыгрывала великую любовь, но, стоило им остаться наедине, и она моментально из милой влюблённой девушки превращалась в равнодушную куклу.
Рендалл неоднократно ловил себя на мысли, что эта характеристика, данная Кейт Терренсом, идеально отражает истинную суть.
Нечего добавить.
Как, впрочем, и убавить.
– Белая, – повторила Кейт. – Она намного лучше сочетается с фраком, нежели чёрная. Тёмным будет галстук. Или бабочка. А, может быть, мы повяжем шейный платок, чтобы полностью соответствовать духу той эпохи. Но, глядя правде в глаза, могу с уверенностью заявить, что на тебе всё смотрится прекрасно, ведь ты сам у меня очень-очень красивый. Лучший из всех, кого я знаю.
Рука скользнула по волосам, перебирая короткие пряди.
– Кейт… – растерянно выдал Рендалл.
Дальше этого не пошло.
Замёрзло в горле, стало острыми иглами, разорвало и пустило кровь. На вкус она была почему-то не стандартно солёной, а горькой, слегка отдающей гнилью. И Рендалл этой кровью захлебнулся, вспомнив, о чём думал, глядя в глаза Терренсу, там, в больничном крыле академии.
Сейчас Рендалл был противен себе из-за этих мыслей.
– Мне так с тобой повезло, – заметила Кейт. – Наверное, это настоящий подарок судьбы после всего того, что пришлось пережить до момента нашей встречи.
– Почему ты говоришь мне об этом только теперь?
– Потому что я лишь недавно поняла, как много ты значишь в моей жизни. Пока всё было нормально, я не задумывалась толком ни о чём. А, услышав от твоих родителей, что с тобой случилась беда, впервые осознала, насколько важным ты для меня стал. И как сильно я боюсь тебя потерять. Пока не увидела, что всё не так страшно, как нарисовало моё воображение, думала, с ума сойду от переживаний. Не секрет, что сейчас нас связывают, по большей части, обстоятельства и обязательства, а не сильные чувства. Но, Рен…
Кейт сделала паузу, а Рендалл дёрнулся, как от пощёчины, потому что употребление этой формы имени выбивало у него почву из-под ног, делая слабым и беззащитным.
Рендалл не слишком любил, когда его имя сокращали. К подобному обращению его приучил Терренс, впервые рискнувший использовать краткую форму, а потом сделавший это своей персональной фишкой. Для окружающих Рендалл всегда был и оставался Рендаллом, и только для Терренса – Реном.