От такого количества информации у Боброва голова пошла кругом. Значит так: все жильцы по очереди умирают, и в основном, не своей смертью. Просто заколдованный какой-то дом…
«Надо бы перепроверить всё, что услышал», – подумал помощник детектива, а вслух произнёс:
– Я все это впервые слышу. Игната видел ещё в детстве, сейчас бы, наверное, встретил на улице и не узнал… А где тетку Прасковью похоронили, не знаете? – поинтересовался Бобров у женщины.
– Как же не знаю? Знаю! – ответила женщина. – Если ехать по этой улице, – она махнула рукой в сторону проезжей части, – а затем свернуть вправо и до конца, то прямо в кладбище и упрётесь. Оно хоть и закрыто лет двадцать назад, но родственников подхоронить можно. Там вся ваша родня и похоронена.
– А вы не могли бы показать мне дорогу? – почему-то Боброву не хотелось так быстро расставаться с собеседницей, а уж придумывать предлоги он умел.
– Да как-то… – замялась женщина, – хотя если вы на машине, то почему бы нет?
– Вот спасибо! – обрадовался Николай.
– Подождите, сейчас переоденусь и поедем, – на ходу бросила женщина, исчезая в глубине двора.
Через несколько минут рыжеволосая красавица, переодевшись в джинсовый сарафан, уже сидела рядом с Бобровым и отдавала распоряжения:
– Значит так: сейчас прямо, а потом я подскажу, где направо.
– Спасибо, я с удовольствием буду слушаться ваших команд, – галантно поблагодарил Николай. – Меня зовут Николай, а вас?…
– Надежда, – ответила она.
– Хорошо тут у вас, спокойно, – обычно молчаливому Николаю сейчас молчать не хотелось.
– Вы летом у нас не были, здесь вообще красота! – подхватила Надежда. – У нас здесь и пруд недалеко, отдыхающих летом наезжает – тьма тьмущая! А вы где живёте?
Николай назвал свою улицу, но Надежде это название ни о чем не говорило. Позже она объяснила, что работает здесь же, в центре бывает крайне редко, да и город знает не очень хорошо.
– Ваш поселок, наверное, застраивался ещё до революции? – симпатия симпатией, но о деле помощник детектива не забывал.
– В конце девятнадцатого, в начале двадцатого века, – ответила Надежда. – Это сейчас одни новостройки кругом, а я ещё застала старые дома – такие красивые, с резными башенками, балкончиками! А по стенам вился виноград. Знаете, сколько знаменитостей у нас в посёлке жило? Нам в школе рассказывали, всех я и не вспомню. А сейчас это модное место… Скоро все старые дома снесут, и ничего не останется от того поселка, который я помню… Да что тут говорить, сами всё видите!
– Да, вижу… – Бобров уловил грусть в голосе Надежды, и ему тоже стало грустно. Как-то, поддавшись минуте сентиментальности, он решил наведаться во двор своего детства. Лучше бы он этого не делал… Заброшенные сады с густым малинником, в которых он провел столько счастливых часов, играя с приятелями или читая книги, спрятавшись от летнего зноя, были давно вырублены; горки – любимое место зимних забав на лыжах и санках – срыты, а на их месте возвышался многоэтажный дом. Не было ни детской площадки – теперь перед подъездом стояли автомобили; ни стадиончика, на котором когда-то зимой заливали каток…
– Повезло Вашему родственнику – такое наследство досталось, – произнесла собеседница и тут же спохватилась: – Ой, извините, это у меня вырвалось случайно!
– Да ничего, – успокоил её Николай, очнувшись от воспоминаний. – Как бы там ни было, жизнь продолжается.
– Вот здесь направо и до конца, – скомандовала Надежда.
– Есть, – не удержавшись, козырнул Бобров.
Вскоре показался местный погост с проржавевшими воротами, запертыми на огромный замок.
– Ну, вот мы и приехали. Пойдемте, покажу, где баба Прасковья с роднёй похоронены.
Николай молча повиновался. Кладбище действительно было недействующим, но свежие могильные холмики попадались на каждом шагу. Угадав невысказанный вопрос Николая, Надежда опередила его:
– Я же говорила, что если здесь похоронены родственники, то разрешается хоронить и близких, – и, помолчав, добавила: – Ну, и еще хоронят тех, за кого хорошо заплатят. Новое кладбище далеко…