Князь Сергей Сергеевич тоже оставил полк, но, попрощавшись с военной службой, нашел себя в гражданской: вроде как в дипломатической. Стал быстро расти в чинах, мотался часто в Европу и к султану, был при дворе и даже близок к самому Императору. Поговаривали, что не за горами и назначение князя статским советником. Насколько это было правдой, трудно судить, сам князь не очень любил распространяться о своей службе, но свита всевозможных столичных друзей и компаньонов, постоянно его сопровождавшая, с каждым годом увеличивалась, а уж в этот раз превзошла все ожидания.
Несмотря на то, что жизненные пути соратников после отставки разошлись, была одна страсть, которая их объединяла. Страсть к охоте. Места в их поместьях были благодатные, располагались они как раз на границе лесов и степей и могли похвастаться всевозможной живностью: от кабанов и оленей до волков и рысей, не говоря уже о всевозможной птице. Поэтому при первой возможности Сергей Константинович старался вырваться из столиц и мчался сюда, за новыми трофеями, а скорее даже за чистым воздухом родной земли и ощущением своих корней. Петр Евграфович в таких случаях тоже бросал все свои текущие заботы об урожае и они уходили в леса, случалось, что и на неделю. Когда возвращались, то были счастливыми и довольными, а уж если удавалось добыть что-либо особенное, то довольство и даже гордость становились какими-то совсем детскими, глаза их горели и рассказов хватало до следующей вылазки.
Семья князя на лето всегда приезжала в свое поместье, поправить здоровье, «наесться солнцем и воздухом», как говорила княгиня. Жены полковых друзей тоже питали симпатию друг к другу и частенько ездили в гости с детьми. К ребячеству своих мужей относились хотя и с легкой опаской (зверь и в наши времена остается диким зверем), но снисходительно, с доброй усмешкой встречая своих воинов, возвращающихся из очередного приключения.
— Петр, наконец-то! — князь с распростертыми руками шел навстречу Петру Евграфовичу. — А то прямо даже неудобно: гости приехали раньше хозяев!
Друзья крепко обнялись, а потом отстранились, внимательно оглядывая друг друга. Вроде не изменились за прошедшие полгода.
— Вот спасибо тебе за весточку! Я просто как чувствовал, вот веришь — было в сердце ожидание чего-то такого необычного! И как получил письмо, сразу все бросил и сюда!
— Ты смотри, Его Величество не прогневай, а то сорвался с места — я тебя только через два дня ждал!
— Уверяю тебя, если бы Его Величество мог все оставить, он тоже бросился бы сюда, еще быстрее меня! Но спасибо же тебе!
Друзья снова обнялись.
— Да знал я, — улыбался Петр Евграфович, — что если не отпишу тебе, то вечно на меня потом дуться будешь, не простишь такого. Ведь не простил бы?
— Точно не простил бы! Нечасто у нас такая оказия бывает, чтобы в родных местах, рядом. Даже и в Кавкасиони теперь нечасто встретишь! И откуда взялся-то?
— Да кто ж его знает!
В это время князь заметил мальчика лет тринадцати-четырнадцати, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу недалеко от них. Он несколько смущенно смотрел на князя и улыбался.
— А это кто у нас такой? Что за бравый воин? Да никак Николя, Николенька? Ты погляди, вырос-то как, возмужал! А ну, иди сюда! — князь взял мальчика за плечи, приобнял и внимательно оглядел с ног до головы. — И ружье? С собой берешь?
— Так разве можно было отговорить? Он бы еще хуже тебя дулся, до самой смерти не простил бы, — усмехнулся хозяин.
— Первая охота? И как Анюта отпустила?
— С трудом отпустила, Сергей Сергеич, с трудом! Пришлось дать обещание, что на самое опасное место ставить его не буду и что Никифор не отойдёт от него ни на шаг!
Николай, сын Петра Евграфовича, Николенька, как его все называли, мог бы сказать, что это уже не первая его охота, и ходил он уже с отцом, но суматоха встречи закружила его, огромное количество столичного народу, сопровождавшего князя окончательно смутило, так что мальчик просто стоял и улыбался в ответ. Да и охота на птицу и все его упражнения по стрельбе в лесу ни в какое сравнение не шли с нынешней. Выходило, что не так уж сильно князь и ошибался.
— Вот, он настоящий рыцарь, который будет сражаться с драконом! Как раз для моей Варвары защитник! Ну что, рыцарь, вот украдет дракон Варвару, пойдешь ее освобождать?
Варварой звали дочь Сергея Сергеевича. Она была где-то на полгода младше Николеньки и, честно говоря, отношения у мальчика с ней были сложными. Она и в совсем юном возрасте была существом весьма вредным и любящим позадаваться, подразнить выросшего среди сельской простоты приятеля. За последнюю же зиму вообще здорово изменилась, стала во многом не девочкой, а девушкой, которую интересовали уже не куклы и прочие детские забавы, а молодые люди, столичная мода, танцы и прочие подобные увеселения. Поддерживать разговор о моде и танцах Николенька не умел, так что юная дама смотрела на него теперь исключительно свысока (хотя и уступала в росте), вздыхала в ответ на любые его предприятия, закатывала глаза и восклицала: «Ах, как это по-детски!» Это вызывало улыбки обеих родительниц, Николеньке казалось, что смеются над ним, он еще более смущался, краснел и сбегал куда-нибудь. Или в конюшню, или опять стрелять с Никифором-дворецким по яблокам. Из-за всего этого он совершенно не был уверен, что выручать Варвару из лап дракона было бы так уж здорово, и кивнул князю в ответ исключительно в порядке добрососедства и рыцарской ответственности за окружающих дам.