— Ты посмотри, Петр, да если бы у нас такие пятнадцать лет назад были! Да я с одной пули, с одного попадания полголовы любому чудищу снесу! Бери, я по согласованию с губернатором сейчас разве что полк не смогу вооружить! Ради такого драконьего дела — бери!
Петр Евграфович смотрел на привезенное чудо, качал головой и говорил:
— Да уж больно тяжелы для охоты, наверное, полпуда будут, не меньше, как же стрелять-то с них?
— С упора, конечно же, с сошки! Но у нас будет время подготовиться!
— Нет, — сказал Петр Евграфович, — я со своим верным ружьем останусь. Негоже оружие перед самой охотой непривычное брать.
Князю так и не удалось уговорить приятеля. Отказался от нового оружия и Никифор, у которого вообще был древний карабин, еще с кремневым замком. Так что тяжелые ружья достались кому-то из многочисленной свиты князя, самому князю да его верному слуге Игнату.
Пока шло распределение привезенного князем оружия, бледный и сосредоточенный мистик раздавал всем травяные браслетики, которые он плел всю ночь и которые должны были магическим образом сокрыть от дракона приближающихся охотников. Повесил он такой браслетик и Николеньке, прошептал что-то, провел рукой над головой, а потом резко ткнул пальцем в грудь, как будто цепочку к пуговице сюртука прикрепил. Браслетик создавал странное впечатление — казалось, будто тебя не существует. Вот глаза видят, как ты идешь, уши слышат твои шаги, и руки-ноги, вроде бы, вот они… но все это как бы не ты сам, а кто-то другой, словно твое отражение в зеркале каким-то образом переместилось само в себя и, с одной стороны, является тобою же, а с другой — чем-то посторонним. Даже некоторое время с таким браслетиком походить пришлось, чтобы привыкнуть к необычному ощущению и не спотыкаться, ведь первое мгновение вообще хотелось остановиться и посмотреть, что же ты сейчас будешь делать.
Наконец, Игнат подвел коня князю, подержал, пока хозяин ставил ногу в стремя, после подал ему шапку. Князь осмотрел собравшихся, промолвил:
— Ну, настало время! — и тронулся.
Ехали молча. Утренняя заря уже занялась, но в лесу еще было совсем сумрачно, чтобы можно было без труда различать дорогу. Потом лес резко оборвался и перед охотниками выросла громада Белого Кряжа. Стали расходиться по заранее определенным местам, чтобы взять драконье логово в кольцо. Сам князь и Петр Евграфович расположились по берегу Моквы, или Мокрухи, как этот небольшой ручей, протекавший под скалой, звали местные. Николеньке же вместе с Никифором и выделенным им в помощь Игнатом с крепостным ружьем досталась противоположная, северо-восточная часть, потому как старшие решили, что дракон вряд ли полетит в этом направлении. Разместившись, стали ждать, пока приезжий мистик и Терентий сплетут свою магическую сеть. Николенька видел Терентия, тот стоял недалеко от них, чуть ближе к Белому Кряжу, поводя поднятыми руками из стороны в сторону, будто и впрямь плел какой-то узор из тонких нитей. Через несколько минут колдун махнул рукой, показывая, что все готово. Видимо, у мистика тоже было готово, так как все охотники напряглись, готовясь к решающему моменту, и раздался сигнал рожка.
Первое время ничего не происходило, то есть совсем ничего, только смолк беспорядочный утренний птичий щебет, и вдруг… Николенька даже не понял, откуда появился дракон. Просто как-то посветлело над вершиной и там неожиданно возникло мощное гибкое тело. Дракон был совсем не такой большой, каким это представлялось из старых легенд, даже казалось удивительным, что он мог охотиться на крупный скот… да хотя бы и на коз. Если бы не хвост и не длинная шея — наверное, сам был бы не больше быка. Он поднимался над Белым Кряжем, почти не взмахивая крыльями, как поток воздуха, будто просто вырастал из горы. Потом его движение замедлилось, и мальчик физически ощутил, что дракону тяжело, что ему что-то мешает. Змей рванулся в воздухе, потом еще раз…
Вдруг полыхнуло и одновременно зазвенело, будто цепь порвалась. Звук больно ударил по ушам, Николенька втянул голову в плечи, пытаясь защититься от этого звона, заметил краем глаза Никифора и удивился мимолетно: чего же он никак на этот звук не реагирует, но только мимолетно, потому что дракон стал разворачиваться в воздухе и заходить как раз на то место, где расположились они с Никифором и Игнатом.
Дракон приближался, увеличиваясь в размерах, на его крыльях и туловище сверкали солнечные блики, а вокруг тела и крыльев разливалось короной золотое сияние — так бывает, если смотришь на солнце сквозь дерево, или солнце за крышей дома, а ты на крышу смотришь, и вот тогда вокруг крыши и дерева так ярко сияет, что даже смотреть больно. Только солнце не могло быть за драконом, потому что оно всходило как раз за спиной Николеньки, и наоборот, освещало дракона. А еще от драконьего сияния шла мощная волна ярости, сметающая на своем пути все, что мешало, всех этих мелких людей, которые хотели лишить дракона главного — возможности летать.