Сквозь маленькое оконце пробивались лунные лучи. Лошадь лежала спокойно. Ничего ей не сделалось. Парнишка похлопал ее по спине. Значит, все образуется.
У Йоски блеснула надежда, что хозяин его возьмет. Ну, а эту ночь он может проспать здесь.
Оглядевшись вокруг, Йоско заметил в углу корзину, набитую соломой. «Постелю себе и буду спать», — решил он. Но в тесной конюшне не было удобного места. Его занимала лошадь. Парнишка попытался ее потеснить.
Он схватил лошадь за хвост и стал молча его дергать. Лошадь не шевелилась. Тогда Йоско ругнул ее, и при звуке его голоса, хорошо ей знакомого, она поднатужилась, еще, и еще, и поднялась на ноги.
— Вот так, — весело сказал Йоско и погладил животное по шее. Не обращая больше на нее внимания, он стал накладывать себе соломы.
Подложив под голову кепку, Йоско лег в ногах у лошади, укрылся ее попоной и весело посмотрел на нее снизу.
В темноте лошадь казалась громадной и страшной, как чудовище. Она мотала головой и шумно дышала, как будто раздували мехи.
— Ты прости меня, Сивка, — сказал Йоско, и ему стало жалко животное, которое почувствовало, что вернулась их совместная жизнь. — Опять будем вдвоем месить грязь. Эх ты! — вздохнул парнишка и свернулся под попоной. — А теперь давай спать.
От лошади поднимался пар, острый запах лез в ноздри Йоске, но скоро он заснул, измученный и разбитый своими скитаниями.
Лошадь долго стояла. Тело ее дрожало, ноги подгибались. Внезапно она подняла голову, словно хотела посмотреть на луну. Изо рта у нее вырвалось облако пара. Глубоко вздохнув, лошадь легла возле самой головы парнишки.
Йоско даже не почувствовал ее. Во сне он протянул свою худенькую руку и обнял теплую шею животного.
По телу лошади скользнул лунный луч, провел желтую полоску по ее вздутому животу и медленно исчез.
Каменная стена © Перевод Н. Глен
Тропинка, которая ведет к каменоломне — наверх к гребню холма, — почти невидима. Она теряется на сланцах, и лишь ломаная серая линия на камне указывает ее направление.
Тропинка так крута, что бедные женщины, которые ходят в каменоломню, чтобы наковырять мела для побелки, взбираются наверх, помогая себе руками.
Когда-то эта тропинка была гораздо шире, с высеченными в мягком камне ступенями. Тогда в каменоломне работали десять дюжих, загорелых на солнце мужиков.
По два раза в день они цепочкой, с тяжелым инструментом на плечах, поднимались и спускались по тропинке и издали, на фоне синеватого сланца, казались похожими на больших белых птиц.
Это было давно.
Время уничтожило ступеньки, сланец выкрошился и ополз под действием дождевых потоков. Тяжелые удары молотов уже не рушат камень, и над крутизной не вьются больше облачка порохового дыма.
Каменоломня теперь еле дышит. Из шумной ватаги каменотесов остались только двое — старик Симеон и Цвятко. Удары их молотов слабы и редки. Работают они молча, и лишь скатывающийся по крутому склону осколок камня показывает, что наверху есть люди.
Симеон для своих лет еще здоров и крепок. Другой на его месте вряд ли сумел бы подняться по этой неверной тропинке. Но Симеон шагает так проворно, словно хочет показать всем, кто на него смотрит, что он совсем не стар. Он привык к этой тропинке и знает ее так же хорошо, как каждый из тех двадцати годов, что отняли у него здесь камни.
Все так же однообразно хрустят камешки у него под ногами и скатываются вниз. Склон, по которому он идет, ничуть не изменился. Летом бледная зелень пятнами покрывает кручу. Осенью она делается серой, а в конце зимы снег тает здесь раньше всего, потому что склон обращен к югу. Но Симеон побелел раз навсегда.
Добравшись до маленькой поляны, расположенной на полдороге к каменоломне, Симеон привычно опустился на валун, бог знает когда скатившийся на это место. За много лет валун почернел и врос в землю, к которой он неуклонно стремился. Отсюда каменотес бросил взгляд на город.
В майской зелени прятались новые красные крыши, ослепительно блестели стекла и нежно белели стены в верхней части города. В свежем утреннем воздухе, напоенном солнечными лучами, жужжал, как пчела, мотор. А край горизонта закрывал бледно-серый пыльный гигант — цементный завод. Он походил на внезапно выползшее из-под земли пресмыкающееся, которое выдыхает через высокую трубу густой черный дым.
Вот уже двадцать лет старик смотрел отсюда на город. Сначала это был тихий старый турецкий городок с кривыми булыжными улочками, с бедными маленькими домишками, затерянными среди колючих изгородей и плодовых деревьев. Но это было давно. Люди нашли в горах уголь и начали его добывать. Возле станции стал селиться пришлый народ. Город рос, камень подымался в цене. Десятеро каменотесов работали не покладая рук. В их карманах завелись деньги. По вечерам они поздно спускались из каменоломни, а по утрам чуть свет выходили из города. Они были довольны и часто пели. Но чего только не случается на этой земле. Люди стали пренебрегать камнем. Они заменили его цементом и бетоном. Построили завод, и теперь машины производили кубики серого гранита. Ими мостили улицы. Во дворах сняли старые каменные плиты, посыпали дворы песком и посеяли траву.