Выбрать главу

«Ну и тряпка же я! Хочу, а не смею. Видно, только на то и гожусь, чтобы мечтать».

Как всегда, когда его мысль останавливалась на «этом деле», в памяти возник директор. За ним, неизвестно откуда, появился перепуганный делопроизводитель, потом стажер в своей вечной зеленой шляпе. Все трое бегали по тесному зальчику местного отделения банка и панически взмахивали руками. Вокруг них собралась целая толпа орущих и жестикулирующих вкладчиков. Марев мысленно останавливался на каждом лице, с удовольствием сознавая, что при желании ему ничего не стоит довести этих людей до отчаяния.

«Мечты, дикие мечты! Я просто болен!»- воскликнул он про себя, и от этого внутреннего крика все его видения рассеялись как дым.

Дверь за его спиной отворилась. Робко вошла жена и остановилась у кушетки. Марев затаил дыхание. Она взяла лежавшее на стуле одеяло и осторожно его укрыла. Потом на цыпочках подошла к кровати и тоже легла. Повернулась, вздохнула и больше ни разу не шевельнулась.

В спальне стало еще тише. Сквозь опущенные шторы струился зеленый свет. Растущая за окном лоза приникала широкими листьями к самому стеклу и время от времени постукивала о него веткой. Заваленная подушечками и вышитыми ковриками спальня казалась глубокой и тесной.

«Притворяется спящей. Лежит тихо, боится меня разбудить. И напрасно, совершенно напрасно… — думал Марев. — Как она, верно, будет проклинать меня, когда узнает, а все равно не сможет поверить, что я вор, то есть даже если и поверит, простит. Любит меня, а за что? Все это ни к чему… Так и станем жить, известно уж как — вечно одно и то же, буду врать, что и я ее люблю. Даже на детей надеяться не приходится… А если я попадусь, каково-то ей придется? Совсем плохо… Впрочем… хм, тогда она выйдет за другого, что ей помешает?»

При этой мысли Мареву стало жалко недавно купленную мебель, а потом и жену. Три года прожили они вместе, и все это время жена беззаветно любила его, прощала любые капризы, безропотно терпела грубости и даже, когда он однажды ударил ее, не зарыдала в голос, а только, тихонько всхлипывая, старалась подавить слезы. Марев знал, что жена чувствует себя виноватой в том, что у них нет детей. Дочь сельского священника, она принесла ему в приданое немного денег, которые Марев вместе с некоторыми другими сбережениями положил в банк, где служил он сам. Если ему удастся ограбить кассу, все это, конечно, будет конфисковано, но, с другой стороны, наличие вклада на какое-то время отведет от него все подозрения.

«Если дело выгорит, верну ей вдвое больше», — решил он.

В послеполуденной тишине над оглохшим от сна городком дважды ударили древние городские часы. Звук расплывался мягко и безнадежно, словно бы сами часы чувствовали свою дряхлость. Отголосок его некоторое время дрожал в жарком воздухе и наконец болезненно замер, но Мареву все еще казалось, что он звучит в нем самом. Повернувшись, он взглянул на жену. Прикрытое какой-то домашней кофточкой плечо равномерно вздымалось. Значит, уснула. С кушетки она казалась Мареву гораздо полнее и меньше ростом, в формах ее тела угадывалось что-то мучительно слабое и детское. Чтобы не смотреть на нее, Марев закрыл глаза.

«Не она, вся моя жизнь мне надоела, — рассуждал он. — Хоть бы дело себе какое нашла, съездила бы куда — нибудь, что-нибудь новое увидела… А если взять ее с собой на выставку?..[14] Еще восемь тысяч… Дело, конечно, не в деньгах. Важно уехать без нее, одному. Тогда я и думать начну посвободней и вообще все пойдет по-другому».

Вот уже месяц — и днем в банке, и ночью, когда из-за жары приходилось спать во дворе, — Марев строил планы буду щей жизни. Казалось бы, все обдумано до мельчайших деталей, ключ от сейфа давно готов, а он медлит и ни на что не может решиться, хотя знает, что со дня на день их отделение должно будет перевести деньги в центральный банк.

Марев приходил на службу раньше всех и первым делом спешил к сейфу. Тяжелая дверца открывалась с глухим скрипом, казалось, это покряхтывает сама стальная грудь сейфа. Скопившиеся в нем банкноты — в пачках и просто так — безмолвно дожидались, когда он их заберет, и словно бы смеялись над его страхами. А Марев довольствовался лишь тем, что любовался ими да толстым пальцем пересчитывал пачки. Потом он садился за свой стол, опускал голову на ладони и предавался размышлениям.