Рассерженная сестренка шлепнула его ладошкой.
— А это массаж, — смеялся Юлдаш.
— Не обращайте на него внимания, — подала руку Рано. — Добро пожаловать.
— Вы тот самый Назар, который «вторую целину» пашет? — спросила Умида.
— Тот, тот, — подтвердил Юлдаш. — Ужин будет? Мы голодны, как…
— Можешь не продолжать. Умывайтесь — и за стол, — скомандовала Рано.
Умывались за домом в пристройке, оборудованной самодельным душем. Потом осматривали хозяйство Юлдаша. Больше всего Назару понравилась его мастерская. Большая комната была заполнена всевозможными станочками и механическими приспособлениями. Самодельные и заводские, купленные в магазине и подобранные на свалках утиля, они лоснились от масла. На стенах в держателях висели столярные и слесарные инструменты, под потолком на полках хранились химреактивы, батареи, какие-то детали и приборы.
— Вот это да-а! — восхитился Назар.
— А ты как думал?!
— У нас в совхозной мастерской такого нет.
— У нас тоже.
— Тебя раскулачивать надо.
— Пытались… С тринадцати лет собираю: хотел сделать гоночный автомобиль. Тут у нас мастерская сложного ремонта. Кому что надо сделать — идут сюда.
Умида заглянула в мастерскую и пригласила к столу. Она была в праздничном белом платье и светилась радостью, что в доме был гость.
— А то остынет, — добавила она, оставаясь стоять в дверях.
— А ты чего так нарядилась? — подмигнул сестренке Юлдаш.
— В кино иду, — отступила Умида от двери.
— А-а… — понимающе кивнул Юлдаш.
— Бэ-э… — передразнила его Умида и первой прошла на террасу, где их ждал накрытый стол.
— Вот молодежь пошла: никакого почтения к старшим.
За столом шутливая перепалка брата с сестрой продолжалась. За Умиду вступилась Рано, а Салвар-апа, нянчившая малышку, защищала сына. Спорили о том, что люди наряжаются затем, чтобы за красивой одеждой спрятать отсутствие содержания.
— Вот зачем ты нарядилась? — приставал Юлдаш к Умиде.
— Я — понятно: чтобы нравиться. А почему ты наряжаешься всегда, как жених?
— Нет, это я — понятно! Одеваюсь без хитростей, потому что приятно.
— Почему же ты думаешь, что мне не приятно ходить в новом платье? В чем тут хитрость, не понимаю.
— Назарджан, вы не обижаете своих сестер, как Юлдаш? — спросила Рано, беря на руки расплакавшегося ребенка.
— Я младший, — ответил Назар, с удовольствием рассматривая Рано. Неброская, но очень милая, она светилась тихим счастьем материнства с сознанием чего-то такого, чего мужчинам знать не дано.
— Вы женаты? — спросила Салвар-апа.
— Нет!
— Так давай мы тебя женим — и породнимся! — обрадовался Юлдаш. — Умидка не подойдет, зеленая еще. А вот Фарида у нас есть, Раношкина сестра, — это что надо. Вот такая девчонка! Свояками будем!
— Юлдаш, принеси чаю, — попыталась остановить сына Салвар-апа, заметив смущение Назара.
— Умида, чаю маме.
— Мама тебя просила, — заметила Умида и поджала губы. Это значит, что обижена и не выйдет из-за стола. Не выдержала и кольнула его: — Чтоб ты остыл.
— Все равно ведь зеленая. — Юлдаш отправился к кипящему самовару.
Салвар-апа укоризненно посмотрела на своих расшалившихся детей и принялась расспрашивать Назара о здоровье родителей, об их делах. И сама стала рассказывать о своей жизни. Назар узнал, что муж ее умер от заражения крови, когда Юлдашу было семь лет, а Умида еще грудь сосала, что жили они бедно и никто из родственников с ними не знался, а теперь, слава аллаху, зажили они хорошо, и родственники стали их признавать, но Юлдаш остался обиженным на них. Говорит, что ему друзья по делу ближе, чем родня по крови.
Спать Назара Юлдаш отвел в угловую комнату. Перед тем как им расстаться, Назар вернулся к разговору об одежде, скрывавшей, по мысли Юлдаша, содержание. К вопросу подводил осторожно и, наверное, долго, потому что Юлдаш рассмеялся и заявил прямо:
— О моем пижонстве хочешь спросить? Не обижусь. Но и ты не обижайся на ответ. Договорились?
— Договорились. Я действительно не пойму тебя… У тебя ведь другое содержание, а одежда какая-то… Обычно наоборот все бывает. Зачем ты так одеваешься!
— Специально — чтоб отделиться.
— Выделиться, — поправил Назар.
— Нет, именно отделиться! Не понял?
Назар улыбнулся: что же тут не понять? Но эта его улыбка не поправилась Юлдашу.
— Нет, не торопись. Вопрос глубже, чем кажется на первый взгляд. Вот скажи мне, зачем ты носишь тюбетейку?