К обеду добрался до своего кабинета, свалился в кресло и не успел отдышаться, как раздался телефонный звонок. Звонил секретарь райкома Рузметов. Раздраженным, как показалось Турсунову, тоном он сказал, что район взял повышенные социалистические обязательства по выполнению продовольственной программы, что для выращивания овощей и фруктов выделяются земли, прежде засевавшиеся хлопком, при условии, что план сдачи хлопка не снижается.
— Вы понимаете задачу дня? — рокотал в ухо Турсунову сердитый голос.
— Понимаю, конечно, — ответил Турсунов, вытирая со лба пот.
— Вот ваши обязательства на столе, читаю: совхоз «Прогресс» планирует тридцать четыре центнера. Ваши соседи планируют по сорок пять и выше. Район планирует больше, чем вы. Почему?
— Саид Рузметович, так ведь у нас…
— Что у вас? Потоп был? Или мороз ударил в июле? Может, воду у вас отобрали? Послушай-ка, дорогой, ты совсем работать не хочешь? Решение партии тебя не касается?
— Касается. Сам голосовал. И работать хочу.
— А если хочешь работать, если сам голосовал, то почему не работаешь как надо, не ищешь резервы? Где Муратова, пригласи-ка ее…
Турсунов положил на стол трубку, чтобы пойти за Муратовой, но в этот момент в кабинет заглянул Назар.
— Муратову позови! — приказал директор и, промокнув платком щеки и шею, опять поднял телефонную трубку. — Алло! Сейчас придет она, Саид Рузметович. Только вы напрасно так… жестко, — сказал Турсунов. — Я понимаю, что надо выполнять продовольственную программу, и мы примем все меры, но сразу прыгнуть с тридцати на сорок немыслимо.
— Почему постепенно не наращивали? — загремел опять в трубке голос Рузметова. — Почему резервов не ищете, не внедряете новое?
— Есть объективные причины…
Пришла Муратова, и Турсунов с облегчением передал ей трубку, с напряжением слушая их разговор. Он был кратким. Односложно ответив на несколько вопросов, Муратова заверила его, что директор у них в боевой форме, с утра до ночи мотается по бригадам, потом отвечала односложно: да — нет, да — нет. А когда попрощавшись, опустила трубку, села за приставной столик, задумчиво и испытующе глядя на Турсунова.
— Чего он хочет? — спросил Турсунов, прошел к подоконнику, где стоял чайник, вылил в пиалушку остатки чая и залпом выпил.
— На бюро нас будут слушать, — сказала Муратова.
— Снимут?
— Не должны… А ты чего вибрируешь? Гром не грянул, а ты уже зонтик ищешь.
— Повибрируешь… — с обидой сказал Турсунов. — Район взял повышенные обязательства, а мы средней урожайности не достигли, плетемся еле-еле. Ферму построили, как дворец, а коров кормить нечем. Удои такие, что сказать стыдно. А там… — кивнул он в сторону, где был райцентр, — не поспоришь, сама знаешь. Проголосовали — все! Рузметов сказал, что я работать не хочу. Это серьезный акцент.
— Не сгущай краски.
— Не сгущаю — констатирую. На последнем активе в президиум не избрали. Думаешь, не заметили люди? Как же!
— Что делать намерен?
— Гайки закручивать! — грозно сжал Турсунов пальцы в кулак. — Утром в бригадах был — никого на полях: по базарам разъехались. Я им поезжу! Велел всех переписать и проверить приусадебные участки. Урежем у одного-двух — тогда подумают.
— Жалобы пойдут.
— Пусть жалуются! С меня план спрашивают, а не базарный подвоз. Ты тоже займись дисциплиной. Ответственность надо повысить.
— Как?
Это была их старая забота — ответственность. То, что ее надо было повышать, — понимали оба. Спорили о том, как это делать. Турсунов требовал принятия жестких мер и каждый раз показывал ей передовицы газет, призывающих повышать ответственность, а Муратова всякий раз отмечала, что ни в одной из них конкретно не было сказано, как это делать! Говорила, что ответственность — не продукт лекционной пропаганды, а конкретное проявление образа жизни, производственных отношений, и надо не строгости вводить, а налаживать отношения в коллективе.
В кабинет заглянул Назар.
— Можно?
— Подожди, — махнул рукой директор.
— А ты пригласи, — посоветовала Муратова.
Закрывшаяся за Назаром дверь вновь открылась, и в кабинет по-хозяйски гордо и величаво вошел Джахангир; легким кивком отдал дань уважения старшему по годам Турсунову и, как равный с равным, поздоровался с ним за руку.