– Хм. Боюсь, господа мои, вам не слишком понравится мой ответ, но также думаю, что по сравнению с тем, что здесь с недавних пор творится, мои грешки слишком мелкие, чтобы такие важные ревизоры, аж из самой столицы, обращали на них внимание. Я попал сюда очень давно, и вынужден констатировать, что вполне заслуженно. Я долгое время жил, как все мои товарищи по несчастью, каждый день выходил на работу и каждый день возвращался в барак. Прошло много лет, прежде чем я смирился со своим положением и понял, что никогда не выберусь из этих мест. Вынужден признать, что каторга в моем случае – это действительно исправительное учреждение. Я раскаялся в своих грехах. Вы знаете, я когда-то был неплохим ученым. Магия тьмы, магия смерти, о, в молодости я был очень увлекающейся натурой. В моих экспериментах я заходил за границу дозволенного моралью и законами. На моих руках много крови невинно замученных разумных, но тогда, что мне тогда было до этих жалких, необразованных глупцов! Наука требует жертв! Впрочем, меня вовремя остановили, и все закончилось тем, чем оно закончилось. Теперь я почти не жалею об этом, я действительно был чудовищем, и вряд ли смог бы с такими принципами принести много пользы для науки. Но я отвлекся. Я рассказываю для того, чтобы вы поняли – я маг, и магия осталась со мной и после того, как я попал на каторгу. Как уже говорил, я постепенно изменился. Я стал наблюдать за этими бедолагами, моими товарищами, стал сопереживать им. Я стал применять свою магию для того, чтобы облегчить им страдания. Магию смерти очень легко применять для лечения – жизнь и смерть связаны настолько тесно и так легко превращаются одно в другое… Вы знаете, здесь часто требуется врачебная помощь, а гарнизонные лекари не слишком квалифицированный народ. Обо мне пошли слухи, ко мне стали обращаться, и иногда даже солдаты. Я никому не отказывал в помощи, и те, кому я помог, обычно не оставались в долгу. Никогда не требовал плату за помощь, и, стыдно признаться, люди стали думать, что я чуть ли не святой. Они всегда старались меня чем-нибудь одарить, а мне было неудобно отказываться. Да и не такой уж я святой – мне трудно отказаться от всяких приятных мелочей, особенно если мне их дарят от чистого сердца. А потом, произошел тот случай. Меня завалило в шахте, и все подумали, что я мертв. Завалило так основательно, что работу в шахте решили больше не восстанавливать, и меня даже не стали откапывать. Обычно, если случается несчастный случай, тела поднимают наверх и там хоронят, но бывает и так, что до трупа добраться трудно. В моем случае было так же, в журнале начальника гарнизона появилась запись о том, что заключенный за номером 6149 погиб, и обо мне забыли. Но дело в том, что я на самом деле не погиб, как видите. Мне удалось выбраться, и я решил не возвращаться. Видите ли, я подумал, что раз уж никогда не вернусь во внешний мир, почему бы мне не устроиться с максимальным комфортом здесь? Я выкопал эту пещеру не один, конечно, мне помогали другие заключенные. Эти славные парни и девушки не стали выдавать меня начальству. Они по-прежнему приходят ко мне за помощью, а взамен снабжают меня пищей и другими необходимыми мне вещами. И теперь моя помощь требуется гораздо чаще. Я не знаю, по какой причине вы решили провести эту вашу инспекцию, но ее следовало бы провести давным-давно.
– Знаете, уважаемый, о проблемах каторжан стало известно совсем недавно. И мы даже не знаем, что конкретно здесь не так. Может быть, вы прольете свет на эту историю?
– О, я непременно расскажу вам о том, что здесь происходит. Но, боюсь, мне немногое известно. Да и вообще никто из заключенных не может похвастаться осведомленностью в происходящем. Вам известно, как давно здесь всем заправляет новый комендант? Так вот, про него сразу пошли неприятные слухи. Сначала стали пропадать некоторые заключенные. Ночью за ними приходили стражники, и они больше не возвращались. Ребята пытались расспрашивать солдат, но они как воды в рот набрали. Стражники – нормальные простые разумные, здесь не принято было издеваться над заключенными. Нет, исключения, конечно, бывали, но обычно это пресекалось коллегами зарвавшегося стражника. С ними всегда можно было перекинуться парой слов или попросить за определенную плату привезти что-нибудь из-за гор… Но с приходом коменданта это прекратилось. Стражники молчат и только мрачнеют с каждым днем. Но странности на этом не закончились. Стали пропадать солдаты. И если заключенные исчезали ночью, на поверхности, то стражники – днем и прямо в шахтах. Комендант допрашивал заключенных, но никто не мог сказать, что произошло. Человек отправлялся на патрулирование тоннелей и не возвращался, а потом находили его труп. Чаще всего смерть была явно насильственная, но иногда было ясно видно, что смерть наступила просто от страха. Иногда рядом с телом стражника находили трупы одного или двух каторжан – но никогда не было такого, чтобы убивали только каторжан. Один из убитых – обязательно стражник. А потом… Не знаю, что случилось потом, но комендант, похоже, совсем сошел с ума. Он приказал больше не выпускать каторжан на поверхность. Стражники больше не патрулируют тоннели, они вообще спускаются сюда только для того, чтобы забрать ежедневную норму породы. Когда каторжане взбунтовались, отказались работать и потребовали прекратить издевательство, они просто на несколько дней закрыли выход на поверхность и не спускали сюда ни еду, ни воду. А через три дня к уже умирающим от жажды беднягам спустился стражник и объявил, что если к вечеру у выхода из тоннелей не будет трехдневной нормы соли, еды и воды больше не будет совсем. Конечно, этого сделать не смогли, но комендант милостиво позволил приготовить недостачу к следующему дню. С тех пор здесь все так и продолжается.