Выбрать главу

В поисках Куликова прошла ночь, а утром мы встретили идущего в институт Игоря. Он подтвердил нам, что Иван Иванович домой не возвращался. При этом на его лице промелькнуло выражение, как будто он хотел сказать: «Вот видите, я вас не обманывал, мой папа не часто бывает дома, и ему вообще на нас наплевать». Вероятно, все же ему не хотелось наговаривать на отца, и он решил промолчать.

В девять часов утра Худяков заявил, что Куликов вообще скрылся, и дело, конечно, дойдет до его розыска. Но в этот момент около своего дома появился Куликов.

Было бы наивно искать радость на его лице при виде неурочных посетителей. Он же не выразил ни радости, ни страха, разве что досаду.

— Вы из санатория? — не удержался Худяков.

— Возможно, — буркнул Куликов. — Ваша назойливость, надеюсь, оплачивается не сдельно? Что вам от меня надо, опять будет сто дурацких вопросов?

Наш небольшой опыт еще подсказывал, что обычно так ведут себя либо абсолютно ни в чем не повинные люди, которые хотят этим доказать, что им нечего бояться, либо опытные преступники, уверенные в том, что следствие не располагает против них никакими уликами.

Не в правилах следственно-оперативных работников задавать какие бы то ни было вопросы подозреваемым свидетелям или обвиняемым на улице, в машине, на ходу, между делом. Все вопросы и ответы должны фиксироваться в протоколах допроса, в письменных объяснениях. Торопливость часто приводит к тяжелым последствиям. Случайно оброненное сотрудником милиции слово может насторожить подозреваемого, дать ему возможность изменить линию поведения.

Не следовало заранее задавать Куликову никаких вопросов, но Худяков усугубил свою ошибку, уточнив.

— Вы, конечно, ездили туда на машине?

Куликов устало ответил:

— Никуда я сегодня на машине не ездил.

Младший лейтенант, видимо, и сам понял свою оплошность. Он виновато посмотрел на меня, как будто хотел сказать: «Сейчас мы подойдем к гаражу, и Куликов скажет, что у него угнали машину, и опять начнется сказка про белого бычка».

Я понял это без слов, но дело было сделано, и, чтобы как-то выйти из положения, я решил отрезать Куликову путь к отступлению.

— Машину, я полагаю, у вас не угнали? Насколько я помню, на дверях вашего гаража крепкие замки?

— Может быть, и угнали, — сказал Куликов, словно обрадовавшись вовремя подсказанной ему удобной версии. — Я давно на ней не ездил, после наших с вами бесед видеть ее не могу. А впрочем, давайте вместе посмотрим.

Если при встрече с сотрудниками милиции на лице Куликова еще можно было различить досаду и раздражение, то теперь оно ничего не выражало, кроме усталости и безразличия.

Когда после двойного поворота ключа двери гаража распахнулись, Куликов продолжал оставаться безучастным, но зато мы с Худяковым чуть не потеряли дар речи от изумления. В гараже, поблескивая лаком, стояла серая «Волга» 15–80.

Мы ничего не сказали Куликову, пока ехали на его машине в райотдел, а потом, уже во дворе райотдела, предложили решить вопрос, какая же из двух машин, двух серых «Волг» за одним номером 15–80, принадлежит ему, Ивану Ивановичу.

Это были не просто две родные сестры, это были сестры-близнецы — одного цвета, с одним государственным номером, совпадали даже номера шасси и двигателя. Видавшие виды сотрудники ОБХСС не могли скрыть удивления. Что же касается Куликова, то на него стоило посмотреть. Он ходил вокруг машин, приседал, осторожно трогал руками, разглядывал их так внимательно, как будто даже свою видел первый раз в жизни, Потом он подошел к нам и почти беззвучно сказал:

— Этого не может быть!

Мы развели руками. Тогда он опять кинулся к машинам. Он открывал и закрывал крышку багажника, хлопал дверьми и даже лег на землю, не пожалев своего костюма, зачем-то подергал трубу глушителя и долго разглядывал двигатели. Потом он снова подошел к нам сказал:

— Это не моя машина, то есть она такая же, как моя, но не моя. Нет, она не такая же, она намного хуже моей. За рулем в ней сидел не шофер, а свинья, она прошла на сорок тысяч километров меньше, чем моя, но уже доведена до ручки. Что все это значит? Нашли того, кто на ней ездил?

В общем, он задавал нам как раз те вопросы, которые мы хотели задать ему.

— Почему это должно было случиться именно со мной? — горестно восклицал Куликов. — Недаром же мне хотелось в свое время покупать машину. Честное слово, у меня было предчувствие, что из-за нее могут возникнуть неприятности.

И ведь я всегда был так осторожен, никому ее не давал, сам-то ездил редко. Прав сначала машиной пользовался сын. Я даже дал ему доверенность. Вы бы тоже не смогли ему отказать взрослый парень, студент, хорошо водит машину, к тому же единственный сын, черт побери! Он ездил много, но всегда аккуратно. И все же, когда однажды он, о давая мне ключи от «Волги», дохнул на меня винным перегаром, я лишил его права пользоваться машиной. А ведь я до сих пор точно не знаю, был ли он на сам деле пьян или мне показалось… После этого мы не разговаривали с ним месяца два.