пришло письмо:
«Уважаемые товарищи!
Пишет вам Колосов Сергей Николаевич. Вот уже 40 лет я пытаюсь разыскать своих родителей. Хотя бы узнать, кто они. Может быть, они даже живы. Я родился в 1920 году, кажется, в Ростове-на-Дону. В 1926 году отец оставил меня на Урале, в детском доме, а сам куда-то уехал. Он мне говорил, что мама умерла, но за день до отъезда, крепко выпивши, обронил фразу о том, что «этой Вальке еще покажет». Эти слова почему-то навсегда сохранились в моей памяти. А вдруг это имя моей мамы?
Конечно, я понимаю, что задаю вам почти невыполнимую задачу, но хочется верить, что вы мне поможете».
Письмо попало в руки лейтенанту милиции Елене Мининой.
— Да, приходится признать, что данных маловато, — вручая ей письмо, сказал Афанасий Афанасьевич Афанасьев. — Ну ничего, Леночка, вы и не такие кроссворды решали. И не такие клубочки-моточки распутывали. Уверен: распутаете и этот.
Он ушел, а Лена Минина долго сидела, вчитываясь в коротенькое письмо.
С чего начать?
Она достала чистый лист бумаги и написала:
«Колосов Сергей Николаевич. 1920 год рождения. Ростов. Детский дом. Валентина».
Взяла чистый бланк — надо сделать запрос. А еще что?..
В тот же вечер ей позвонил Афанасий Афанасьевич:
— Товарищ лейтенант. Есть у меня к вам просьба. Дочка приехала, сибирячка. Наварила гору пельменей, говорит: зови всю свою милицию, угощать буду. Ну, на всю-то, может, и не хватит, а уж вас не пригласить просто не могу. Так что — милости прошу...
Лена впервые оказалась у майора дома и чувствовала себя неловко. К тому же не давало покоя полученное от Колосова письмо.
Майор, словно читая ее мысли, сказал:
— Вы, Леночка, насчет Колосова не беспокойтесь, у меня кое-какой планчик тоже есть. — И шутливо добавил: — Получить его сможете не раньше, чем съедите три порции пельменей. Договорились?
Пельмени оказались необыкновенно вкусными. Афанасьева Даша, румяная от похвал, все уговаривала:
— Да вы ешьте, не стесняйтесь.
У Лены постепенно исчезли скованность и озабоченность.
Они шутили, смеялись, а потом даже спели несколько песен. Лена удивилась тому, что ее строгий майор любит озорные студенческие песни, причем знает их множество.
Возвращаясь домой, она невольно задумалась о майоре. Он работал в милиции уже больше тридцати лет. Начинал с маленькой должности на селе. Заочно окончил институт, проявил незаурядные способности, и его перевели в областную организацию. Всю войну прошел в полковой разведке, а из Берлина вновь вернулся в милицию.
«Почему я оказалась в милиции? — думала девушка. — Ведь в наше время молодежь больше мечтает о космосе, рвется к синхрофазотронам, бредит киберами, а я пошла в милицию. Наверное, потому, что есть такие майоры: люди, которые умеют привить любовь к нелегкому, но почетному труду».
Уже засыпая, она снова вспомнила о Колосове и попыталась представить себе, что было
сорок лет назад
...У пыльного забора сидел мужчина в потертой толстовке и, тараща пьяные глаза, уговаривал мальчишку:
— Ты, сын, того... не реви, ты меня слушай. На черта тебе нужен этот Ростов? Кормить тебя нечем. Работать мне не даешь. Связываешь по рукам и ногам. Я, Серега, и так из-за тебя шесть лет жизни сбрил. Понял?
И уже как бы про себя произнес:
— Говорил я этой подлюке, не нужен мне нахлебник. Не нужен, — раздельно повторил он и с пьяным презрением взглянул на мальчишку. — Я этой Вальке еще покажу. Попомнит меня... Ну, ладно, мне пора. Топай в детдом. Только не вздумай сбежать. Все одно водворю назад. Я буду наведываться.
Отец ушел, чтобы никогда больше не вернуться.
Поздно вечером детдомовцы привели плачущего Сережку к Марье Петровне.
— Чего разревелся, парень? За отцом соскучился? Однако из-за такого пустяка реветь-то брось. Еще ревматизм в носу образуется, будет в носу-то хрустеть, как у меня ноги. Во, послушай. — И она начала по очереди сгибать то одну, то другую ногу, и в наступившей тишине был явственно слышен хруст костей. — Вот так-то, Сергей Николаевич.
— Я не Николаевич.
— Как это не Николаевич? В документах-то написано Николаевич. Отца-то как зовут? Знаешь?
— Павел.
— Странно. Ну, беды большой нет, главное — документы. Раз по ним Николаевич, значит, будешь Николаевичем.
...Вроде бы так было... Сергей Николаевич еще и еще раз пробовал восстановить точную картину далекого детства. Но последнюю встречу с отцом заслоняли какие-то образы: мчащиеся конники, Марья Петровна, аудитории рабфака, война...
Он еще раз вчитывается в строки только что полученного письма.