— Это ж мой племяш Васька! — дико заорал он. — Я его, гада, сам сниму. Не стрелять!
Погоня вымахнула за станицу. У бандитов кони были резвее. Не сумел ускакать Василий. Видя безвыходность своего положения, он натянул поводья, выхватил из ножен шашку и повернул коня навстречу Толстову. Клинки скрестились, выбив сноп искр. У бывшего офицера Толстова рука оказалась сильнее...
...И вот как-то в середине дня к управлению милиции подлетел на взмыленной лошади нарочный.
— Товарищ начальник! — вбежал он в кабинет Воронина. — Фомин в станице Еланской. Сколько пробудет, не знаю, но до вечера — наверняка.
Воронин лишь мельком взглянул на карту. Всю округу он уже успел изучить самолично на коне. Да, близко к станице незамеченными подойти трудно, ждать вечера рискованно — вдруг исчезнут.
— По коням, — приказал он и вскочил в седло.
У моста через Дон к ним присоединился, извещенный по телефону Ворониным, кавалерийский эскадрон. Сила была внушительной: больше двухсот конников, на четырех тачанках — «максимы», пять ручных пулеметов.
...Солнце уже сбросило жар, но пыль лезла в глаза и рот, сушила горло. Командиры распорядились рассредоточиться и охватить станицу кольцом. В это время издалека затарахтел пулемет.
— Шашки вон! Гало-о-пом! — раздалась команда.
Было видно, как из станицы вырвалось несколько всадников и помчалось в степь. Наперерез им с гиком и свистом понеслись наши конники.
Иван Блохин, захваченный азартом боя, старался вырваться вперед. Вот остался позади Василий Кондратьев, вот он почти сравнялся с командиром взвода Калмыковым. А это чья спина маячит впереди? Никак Семен Закутский? Да, это он...
Лишь одного бандита лишил жизни в этом бою Иван. Больше не успел. В какое-то мгновение перевернулось небо в его глазах, навалилась страшенной тяжестью на безвольное тело земля и вдруг исчезло все куда-то в тартарары. Не слышал Иван, как боевые друзья отрезали зажатые в кулак сыромятные поводья уздечки, как фельдшер Тарасов перевязал ему рану, как Иван Гончаров повез его на бричке в станичный лазарет. Не знал он, что банда Фомина фактически перестала существовать. Лишь несколько израненных и истекающих кровью главарей ушло от возмездия, но и они в скором времени попали в руки воронежских чекистов.
Еще не успел сгинуть Фомин, как появился Мелехов с тридцатью пятью головорезами. Почти одновременно с ним расцвел «букет» братьев Шибалков. Их было четверо во главе со старшим, Максимом. Банды долгое время были неуловимы: спасали снежные заносы.
Только к весне поднялся Иван. Похудевший, бледный, с заострившимся носом, он ходил все еще неуверенно, пошатываясь и спотыкаясь.
— Ничего, это тебя от долгого лежания так водит, — успокаивал Иван Ильич, прикармливая квартиранта то сальцем, то молочком. — Теперь быстро пойдешь на поправку.
И правда, Блохин скоро почувствовал себя совершенно здоровым. А еще неделю спустя выпросил у Воронина разрешение принять участие в преследовании мелеховской банды. Шли по пятам бандитов, но где-то, видимо, потеряли их след. И все же в Вешенскую работники милиции вернулись не с пустыми руками.
По старой армейской привычке Воронин пускал впереди своего отряда, примерно в километре, дозорных. Ехали они и на этот раз. Их было двое: Василий Кондратьев и Калина Калмыков. Только они стали проезжать мимо хутора Ожогинского, как вдруг заметили на другом краю всадника. Он мелькнул между домами и исчез.
— Как? Проверим, кто такой?
— Да надо бы. По обличью видать — птица залетная, не здешняя.
По-над огородами и садами приблизились к тому месту, где заметили незнакомца. Он должен был находиться где-то здесь, в хуторе.
— Поедем по улице. Конь не иголка. Заметим.
И заметили. Конь стоял во дворе третьего с краю куреня.
— Заходь в калитку, а я из-за стенки, — предложил Калина.
Не успел Василий войти через калитку, как из дверей пристройки кто-то выскочил. Рябое грубое, как топором рубленное, лицо было искажено злобой и ненавистью. В одной руке у него был нож, в другой обрез. Худо стало бы Василию, если бы подоспевший Калина не ударил страшилу по голове тупым концом шашки.