По дороге у камышовых зарослей тальника им и вправду удалось поохотиться. Три чирка и кряковая утка, уложенные в ягдташ, должны были рассеять возможные подозрения встречных.
Надо было выяснить, появляется ли Константин Колобов на своей квартире у матери. Органы розыска потеряли его след. Любопытно, что затихла и деятельность банды «Червонный туз». Надолго ли? Не кроется ли за этой тишиной опасность новых кровавых преступлений?..
Через надежных людей удалось узнать, что бандиты задумали привлечь его на свою сторону. Было ясно: если не удастся им это сделать, постараются убрать его...
Павел огляделся. Вокруг лежала степь — тихая, пустынная. Все дышало покоем и миром. В холодном бледном небе плыли редкие облака. Лишь легкое постукивание копыт по пыльному шляху да поскрипывание старых рессор тачанки нарушало тишину. И не хотелось думать ни о чем тревожном.
За пологим холмом показались первые крыши казачьих куреней. Распугивая с дороги кур и поросят, тачанка въезжала в небольшой хуторок.
Ворота база у Колобовых были открыты, и Прокофьич по жесту Павла круто повернул коней прямо во двор, лихо осадив их перед домом.
В низенькую дверь кухни-мазанки выглянуло перепуганное лицо старушки. Павел успел заметить, как дернулась занавеска на окошке в доме. Кто-то через кисею занавески наблюдал за приехавшими.
Павел был предельно собран. Сейчас все будут решать хладнокровие и расчет... Не волноваться!
— Здравствуйте, Дарья Петровна, — сказал он, вставая навстречу старушке. Несмотря на прошедшие несколько лет, он безошибочно узнал мать Евгении.
— Павлушенька! — воскликнула она. — А мы уж и заждались. Думали: побрезговал приглашением...
— Ну что вы, Дарья Петровна, — ответил Павел.
Радость женщины, казалось, была искренней. И все же что-то тревожило Павла.
Когда Дарья Петровна проводила приехавших в горницу, Прокофьич наклонился к Рыженко и тихо произнес:
— Мужики какие-то, доглядел я, за домом хоронятся. Может, мне не отходить от коней?
Видимо, заметив нерешительность гостей и по-своему истолковав ее, Дарья Петровна вновь засуетилась.
— Вот дура-то я старая, а про коней ваших забыла. Вы ж их распрягите. Пусть тоже отдохнут. А я им овса подсыплю.
— Да мы ненадолго, Дарья Петровна. Нам еще и к Жене в Степную поспеть надо.
Во дворе хлопнула калитка. Двое рослых парней с охотничьими ружьями через плечо, пропустив вперед тройку гончих псов, входили на баз. Как из-под земли вынырнул какой-то прихрамывающий мужичок. Сквозь занавеску Павел старался разглядеть лица. Похоже, это были родные братья Евгении — младший, Петр, и средний, Алексей. Но как они выросли, возмужали!..
Алексей, видно, что-то сказал мужичку, и тот, согласно кивнув, заспешил куда-то на задний двор, к огородам. За ними, под обрывистым берегом, — заросшая камышом и осокой речушка Кагальник.
Павел толкнул дверь в соседнюю комнату. Там на тахте кто-то лежал, укрывшись с головой.
— Я вижу, Петровна, у вас гостей, полон двор!
— Да нет! Это дружок Петра. С жинкой поругався и ночуе у нас уже неделю.
Братья шумно ввалились в комнату.
— Вот это удача! — деланно-радостно произнес Петр. — Хорошо, что приехали.
— А они возвращаться собираются, сынок. Как же так? — пожаловалась Дарья Петровна.
— Ни-и, сначала посидим, побалакаем за стопочкой горилки. У нас вон и закуска имеется. — Петр протянул матери свою охотничью добычу — здоровенного зайца-русака.
— Ну ладно, останемся, — подмигнул Павел своему ездовому.
Пока готовили снедь, накрывали стол, стемнело. Сели вечерять. Вышли к столу и тот дружок из соседней комнаты и еще несколько новых с сумрачными лицами мужиков.
— Это тож наши, хуторские, — бросил Петр. — Знакомьтесь.
После первых стопок у братьев раскраснелись лица, заблестели глаза. Они усиленно угощали Павла с Прокофьичем. Под низким потолком было жарко и душно. Прокофьич под благовидным предлогом отлучился из комнаты.
Петр вдруг встал из-за стола, подошел к Павлу.
— Ну, так за суседские отношения? — чокаясь, сказал он. — За то, чтобы все по-хорошему, как у людей!
— Закон один на всех, Петро, — спокойно посмотрел ему в глаза Рыженко. — С хорошим человеком по-хорошему, а с плохим, сам понимаешь, разговор один может быть.
— Да мы все вроде хорошие, — похлопывая Павла по плечу, произнес с кривой ухмылкой Петр. — Не правда, мать?
Дарья Петровна почему-то обеспокоенно глянула на сына.
Кое-кто уже встал из-за стола. Поднялся и Павел.
— Выйду покурю. — Он вышел в сени. Здесь было темно и холодно. Дверь была открыта. Ее проем слабо выделялся на фоне потонувшего в чернильной темноте двора.