– Поздновато уже, миссис Блэйр, обратился к ней О'Брайен. – Что же вы не дома?
Он не считал себя бесчувственным бревном, но его манеры были сейчас подчеркнуто резкими и отталкивающими. Встречаясь с миссис Блэйр, наверное, уже в семнадцатый раз за месяц, детектив старался не заостряться на ее горе, потому что, откровенно говоря, ничем не мог ей помочь, и это бесило его.
– Вы видели ее? – спросила миссис Блэйр.
– Нет. Увы, не видел, миссис Блэйр.
– Я принесла другую фотографию, может, она поможет?
– Может быть, поможет.
Зазвонил телефон. Он взял трубку: «87-й участок. О'Брайен слушает».
– Боб, это Берт Клинг, взрыв в церкви на Калвер-авеню.
– Да, Берт.
– По-моему, этот красный «фольксваген» есть в оперативке по угнанным машинам. В той, что вчера получили. Откопай-ка ее и скажи, где его сперли.
– Сейчас, секунду. – О'Брайен принялся просматривать лист у себя на столе.
– Вот новая фотография, – продолжала миссис Блэйр, – я знаю, вы умеете разыскивать беглецов. Дети вам верят и все рассказывают. Если увидите Пенелопу, только скажите ей, что я ее люблю и что я очень сожалею о том, что случилось.
– Да, обязательно, – пообещал О'Брайен. В трубку он сказал:
– Здесь два «фольксвагена», Берт, модели 64-го года и 66-го. Тебе оба?
– Давай.
– Тот, что 64-го года, угнан у некоего Арта Хаузера. Он был припаркован на Уэст Меридиэм, 861.
– А 66-й?
– Владелец женщина, Элис Клири. Машину угнали со стоянки на Четырнадцатой улице.
– На Южной Четырнадцатой или на Северной Четырнадцатой?
– Южной. Южная, 303.
– Понял. Спасибо, Боб. – Клинг повесил трубку.
– И попросите ее прийти домой, – добавила миссис Блэйр.
– Обязательно, – кивнул О'Брайен. – Если увижу, обязательно скажу.
– Здесь Пенни хорошо выглядит, правда? – спросила миссис Блэйр. – Это было в прошлую Пасху. Это самая поздняя ее фотография. Я подумала, она вам пригодится.
О'Брайен посмотрел на девушку на фотографии, потом взглянул в зеленые глаза миссис Блэйр, затуманенные сейчас слезами. Ему вдруг захотелось перегнуться через стол и успокаивающе погладить женщину, чего он никак не мог сделать, не кривя душой. Несмотря на то, что он действительно был лучшим в отделе по поискам пропавших и всегда ходил с пухлым блокнотом, где было не меньше пятидесяти снимков подростков, мальчишек и девчонок, и несмотря на то, что на его счету было больше найденных беглецов, чем у любого другого полицейского в городе, О'Брайен совсем ничем не мог помочь матери Пенелопы Блэйр, сбежавшей из дому в прошлом июне.
– Видите ли... – начал было он.
– Я не хочу этого слышать, – бросила миссис Блэйр, быстро направляясь к выходу из дежурки. – Скажите ей, пусть идет домой. Скажите, я люблю ее, – и убежала по окованной железом лестнице.
О'Брайен вздохнул и сунул новый снимок Пенелопы в блокнот. Миссис Блэйр не захотела слушать, но ее сбежавшей дочери Пенни уже исполнился 21 год, и не было на белом свете детектива, полицейского или кого другого, кто мог бы заставить ее вернуться домой, если она того не желала.
Толстяк Доннер был осведомителем, стукачом и имел при этом страсть к турецким баням. Этого человека, похожего на гороподобную фигуру Будды, можно было найти в любую минуту дня и ночи в одной из городских парилок завернутым в простыню и наслаждающимся жаром пекла. Берт Клинг нашел его в круглосуточной бане под названием «Стим-Фит». Он послал массажиста в парилку за Доннером. Толстяк передал, что будет через минуту, если Клинг не хочет к нему присоединиться. Присоединиться Клинг не хотел. Он ждал в раздевалке. Доннер появился через семь минут, завернутый в свою дежурную простыню. Нелепый вид в любое время, а уж в полчетвертого ночи – тем более.
– Эй, – крикнул он. – Как делишки?
– Нормально, – ответил Клинг. – А твои?
– Comme ci, comme ga.[1] – Доннер помотал в воздухе жирной рукой.
– Я ищу угнанные тачки, – сразу перешел к делу Клинг.
– Какие?
– "Фольксвагены", 64-и и 66-й.
– Какого цвета?
– Красные.
– Оба?
– Оба.
– Где они стояли?
– Один напротив Уэст Меридиэм, 861. Другой на стоянке на Южной Четырнадцатой.
– Когда это было?
– Оба на той неделе. Числа точно не знаю.
– Что ты хочешь знать?
– Кто их угнал?
– Думаешь, это один человек?
– Вряд ли.
– Что, так важно?
– На одной из машин, возможно, сегодня ночью подъехали к церкви и...
– Ты про церковь на Калвер-авеню?
– Именно.
– Я не играю.
– То есть?
– Знаешь, в этом городе слишком многим этот взрыв по душе. Не хочу я влазить в такое говно. Белые – черные...
– А кто об этом узнает?
– Они тоже собирают информацию, как и вы.
– Мне нужна твоя помощь, Доннер.
– Нет, здесь уж извини, – и покачал головой.
– Тогда я поехал на Хай-стрит.
– Зачем? У тебя там еще один источник?
– Нет, там прокуратура.
Они посмотрели друг на друга. Доннер стоял с обмотанной вокруг живота простыней, пот все еще сочился, хотя толстяк давно вышел из парилки. Клинг был больше похож на рекламного агента, чем на полицейского, угрожающего разоблачением давних не слишком законных делишек. Они смотрели друг на друга с полным взаимопониманием, являя собой странный симбиоз правоохранителя и правонарушителя. Ни тот, ни другой не испытывал особой симпатии к компаньону, но оба зависели друг от друга. Молчание нарушил Доннер.
– Я не люблю, когда меня принуждают, – насупился он.
– А я не люблю, когда мне отказывают.
– Когда тебе нужна информация?
– До утра, во всяком случае.
– Я тебе что, волшебник?
– А что, нет?
– Волшебство ныне дорого.
– Сколько?
– Двадцать пять, если найду одного угонщика, пятьдесят, если обоих.
– Сначала найди, потом сторгуемся.
– А если мне потом свернут шею?
– Раньше надо было думать, когда выбирал профессию, – сказал Клинг. – Не бойся, Доннер, а то обделаешься. Просто какая-то падаль швырнула бомбу. Тебе никто ничего не сделает.