Снять с него одежду – так естественно сейчас. Чтобы голым к голому, прикусывать загривок, скользить пальцами по бедру и внутри, тереться ступнями.
Он плавно качает бедрами, все настырнее проезжаясь по члену. Я очень, очень хочу, но жду. Пусть решает сам.
– Под подушкой, Сань.
Смазка холодит пальцы. Грею, прежде чем коснуться его кожи. Он все равно вздрагивает. И подставляется.
Нет, мне не сносит крышу. Наоборот, все в максимальной четкости. Каждый задержанный вдох, каждый напряженный мускул, каждый миллиметр.
Каждый поцелуй, каждый стон, каждое движение бедер. Каждый мягкий шлепок о кожу. Каждое горячее слово, когда он шепчет, чтобы я продолжал «вот так, вот так, еще…»
Каждый вскрик, каждое сокращение мышц, каждый палец, отчаянно сжимающий мои руки.
Каждый расслабленный выдох.
Я вижу, слышу, чувствую его на языке. Я все еще держу его.
Наконец можно. Я отпускаю.
Я лежу, обсыхая, а он, вернувшись из душа, устраивается рядом. Я готов говорить о работе, о нас, о клиентах, о моем идиотстве – я готов даже молчать – а он вдруг заявляет:
– Дай мне твою статью.
Тебе – что угодно.
Свет от моего телефона выхватывает его профиль. Золотит волосы, подчеркивает глаза, укладывает мягкие тени под скулами. Он читает, а я смотрю – и как тогда, на пруду, чувствую теплоту и водомерочью щекотку за грудиной. Просто сейчас, в отличие от тогда, во мне достаточно смелости, чтобы называть вещи своими именами.
– Ну как?
Он косит на меня взглядом:
– «Будни русского доминанта»? Серьезно? – Усмехается, потом вздыхает. – Хорошая статья. Важная. Про принятие и нормальность. Надо печатать.
Теперь моя очередь:
– Ты серьезно?
Он дергает плечами.
– Имен нет, клиентов это не коснется.
– А тебя?
– А меня… – Он вытягивается рядом большим ленивым котом и кладет ладонь мне на затылок, поглаживая большим пальцем линию волос. – Это просто будни, работа. – Хищно хмыкает: – О моих выходных ты же никому не расскажешь?
Я улыбаюсь, прежде чем поцеловать его.
Ну уж нет. Выходные – только для нас: валяться в кровати, смотреть про самураев и лопать шоколад с марципаном.
Всем не обязательно знать, какие мы ненормальные.