– Пятьдесят динов! – взвыл Клай.
Мои воины и дворня брента на нас озирались. За что торг идет?
– Роща. И ни дука меньше. Это последнее слово. Или больше ее не увидишь.
Ни о чем не договорились. Впрочем, ужина это не отменило.
Клай сидел от меня по правую руку, Мюи – по левую. Настю тоже пригласили, но на дальний конец стола, между воинами. Они отпускали шуточки и, скорее всего, щипали под столом за джинсовые ляжки. Коль не во главе стола – не леди, терпи.
Брент, увидев страдания Насти, крутился на кресле, будто ему в штаны попал горячий уголь. Я делал вид, что ничего не замечаю, и вовсю шептался с невестой. Та вместо любезностей расспрашивала о Насте. Слова милые, а между ними проскакивает ядовитое: прирежу обоих. Пришлось изобразить капитуляцию.
– Дорогая! Ты права. Я провинился перед тобой.
– Ты входил в опочивальню к этой самке пырха?!
– Хуже. Туда собрался твой отец.
Она немного успокоилась. Хрымкой больше у папы, хрымкой меньше… В порядке вещей.
Пришлось рассказать правду – в том объеме и в той интерпретации, что услышал Клай.
– Дочь тысяцкого? – Мюи выделила главное. – Так он захочет жениться на ней!
– Захочет. Но не сможет. Я ему поставил условие: роща Веруна. Он отказался. Завтра увожу Настю в Кирах.
Что интересно. Она – не наложница, не рабыня, не собственность, не домашнее животное, как Буренка или Бобик. Но никому даже в голову не пришло оспаривать мои права. Коль я привез женщину, то могу ее и увезти. Куда заблагорассудится. Вот убить или изнасиловать – нет. Мюррей меня осудит, невзирая на братство по алкогольному бизнесу.
Мюи замолчала надолго. Что-то обдумывала. После ужина утащила отца в сторону. Там они яростно шептались. Поссорились. Потом вроде пришли к консенсусу.
«Узнать, что они говорят?»
Я давно понял, что Биб подслушивает мои мысли. Самые громкие – точно. И способен видеть, слышать и так далее моими органами чувств. Порой неприятно, потому что он не только мой слуга, но и доверенное лицо вредного дедка.
«Сейчас узнаем. У меня есть догадка».
Когда Мюи отлепилась от Клая, ее смуглое личико сияло торжеством. И хитростью.
– Прогуляемся?
– Конечно, милый. У меня прекрасная новость: отец согласен на рощу.
– А ты согласна на мачеху?
– Да! Пусть она будет мне мачехой, а не наложницей моего мужа.
Иногда одно другому не мешает, но я не стал высказывать пошлость вслух. Что Клай на четверть века старше Насти, ничуть не смутило Мюи.
– Тогда пойдем в деревню. Соберу Дюльку, других хрымов. Им рощу сажать.
– Гош! Сейчас август. Деревья сажают весной или осенью.
– Волшебные – круглый год.
Могли оседлать коровок, но идти чуть больше меры. Отправились пешком. Опускался теплый августовский вечер, прорезались первые звезды. Я держал Мюи за руку, и так было хорошо…
Разговаривали о пустяках. Потом просто молчали.
Меня беспокоило только одно неизвестное в уравнении – Артур.
Он скоро узнает, что прохода нет. Верун не поленится сообщить мне о визите человека с амулетом в рощу.
Бандит поймет, что путь домой отрезан. Начнет приспосабливаться к местным условиям. Он – не самогонщик, но приноровится, уверен. Соберет информацию. Узнает о неоодинарном глее Гоше, сложит один плюс один и меня вычислит. Если оставит при себе амулет – Биб засечет его появление. А у Артура, судя по брошенному в палатке подсумку, при себе автомат Калашникова или что-то подобное, с крупными магазинами. Из него снять человека с метров двухсот – большого ума не надо. Мой ручной призрак за двести метров не учует враждебную магию – далеко.
С другой стороны, у Артура нет причины немедленно убивать меня. Если он прибыл по заданию цыган, то предъявить мой скальп и получить вознаграждение не выйдет – прохода в Россию нет. Месть, что увел Настю? Вряд ли. Судя по рассказу будущей тещи, он просто использовал ее, чтобы выйти в Мульде на меня. Трахал по случаю, понятное дело. Тут скорее Клаю надо опасаться, ведь у него – артурова мягкая игрушка.
– Если твой отец сделает сегодня предложение, тоже надо ждать год?
– Бывают исключения. Например, если невеста – не девица.
– Я не пробовал проверять, извини. Думаю – не девица. Но, наверно, нужно ее согласие? Настя пока еще думает, что находится в турпоездке, и ей всего шестнадцать лет.