И вот однажды, вскрывая очередного павшего телёнка, полежавшего какое-то время в загоне, я увидела у него в трахее белых червяков.
«О-о-о! Вот она, причина! – возликовала я, ещё не будучи лично знакома с видом мушиных личинок. – Глисты в лёгких!» Вспомнить, что подобное демонстрировалось на кафедре паразитологии мне ещё удалось, а вот идентификация подкачала. Замариновав с десяток опарышей в вонючем формалине, я с гордостью отправила баночку в ближайшую районную лабораторию, в надежде, что лабораторные светила дадут мне вожделенное название, и телята будут спасены. Прошла неделя, но ответа из лаборатории не приходило. Затем в тягостном молчании прошло ещё две недели, и я забеспокоилась. Ещё через неделю нас с Людмилой Николаевной вызвали на всеобщее областное собрание, где выступал директор лаборатории, который тыкал в меня карающим указательным пальцем и гневно кричал:
– Пишите сопроводительные правильно! А то прислали мне тут! Бог знает что!
Постепенно съёживаясь в колобок, я никак не могла понять, в чём же провинилась. Мы много чего присылали тогда. Куски селезёнок с отрезанными абсцессами из-за вспышки некробактериоза, кучу коровьего навоза в аккуратных треугольных пакетиках, смывы с доильных аппаратов…
– Да что прислали-то? – раздался любопытный доброжелательный голос из толпы зрителей – рядовых врачей.
– Опарышей! – возопил директор лаборатории, потрясая руками в воздухе. – Я все книги перерыл! Все справочники! Учебники институтские поднял! Нет нигде! А это оказались о-па-ры-ши!
Интернета тогда не было. Ответ был прост: личинки не были в лёгких у телёнка изначально, а наползли уже в трупешник из грязных кормушек.
Выходя с собрания, Людмила Николаевна сказала мне тогда в утешение:
– Ну, не переживай. Директор лаборатории вообще-то должен был знать, как выглядят опарыши. А тебе простительно, ты же ещё студентка.
Опарыши… Моё уважение к ним появилось после просмотра иностранного фильма, основная тема которого была посвящена целительным свойствам слюны пиявок и их применению при трансплантации пальцев у людей. Попутно автор фильма рассказывал о других червеобразных, и оказалось, что опарыши, которых выращивают в стерильных условиях, прекрасно очищают гнойные, некротические раны от экссудата, поедая его. Их назначают диабетикам именно для очищения длительно незаживающих ран. Опарышей выращивают так: в стеклянный куб, где кишат отобранные мухи, кладут кусок мяса, – очевидно, что и мухи, и мясо проходят какую-то проверку на чистоту, – и в него мухи откладывают яйца, из которых вылупляются личинки. Затем их помещают в пробирки и раздают врачам.
Особо интересным был факт открытия данного метода лечения. К женщине-врачу пришёл пациент с огромной, вскрывшейся опухолью на шее, которая кишела опарышами. Как любой нормальный человек, доктор провела обработку, удалив червяков, но на следующий день человек умер. И она, как дотошный врач, задалась вопросом: собственно, почему? Ответом служило: опарыши очищали рану, а когда их убрали, наступила интоксикация организма, и, как следствие – смерть.
Узнав про тот случай, лично я побаиваюсь сразу удалять опарышей с пациента, если их много: сначала мне нужно узнать степень анемии, при необходимости перелить кровь и ввести всяческие поддерживающие вкуснецкие препараты.
Всё это я рассказываю мужчине, пока мы идём обратно с рынка в клинику.
Пока он расплачивается, к нам приносят кошку с маститом – отобрали последнего котёнка, застой молока… Ну, по крайней мере, не гнойный. Даже не мастит, а мастопатия, скорее… Выписываю ей лечение.
И под конец рабочего дня случается апофеоз: в клинику, босиком вбегает окровавленный мужчина, неся такого же кровавого котёнка на руках.
– Триммером косил, – запыхавшись, объясняет мужчина. Он такого огромного телосложения, что занимает собой всё пространство кабинета. И в этих гигантских руках – маленький окровавленный котёнок с неестественно болтающейся ногой. Это, вероятно, какой-то очередной дурной сон!
– Под леску попал, что ли? – спрашивает Эмма, озвучивая нашу совместную догадку.
– Да, – кивает головой мужчина. – Вечно рядом трётся. Обожает просто.
«Разрыв сухожилия большеберцовой мышцы, нога неестественно разогнута, висит. Кровотечение. Шевели уже булками и извилинами, ну!»