В этот момент земля резко уходит из-под ног, я проваливаюсь в пустоту и, неловко взмахнув руками, лечу головой вперёд, не успев даже испугаться. В первое мгновение время останавливается так, что я успеваю понять, что это конец, и подумать: «Как бы мне так упасть, чтобы не сильно испачкать куртку?» На фоне осознания падения в черную бездну, на дне которой угадываются лежащие трубы и – прямо по курсу – выпирающий угол втулки в месте их соединения, мысль о куртке звучит особенно цинично. Промахнуться не получится. Всё происходит с какой-то нереальной чёткостью и резкостью. Страха нет. За короткую паузу, данную на раздумья, я даже успеваю выставить вперёд руки, но и это не спасает. Так же молниеносно время ускоряется, на мгновение обдав моё лицо порывистым ветром.
Сильный удар лбом о торчащий металлический угол взрывается яркой вспышкой, после чего всё мгновенно гаснет. Боль случиться не успевает. Вот так. Не страшно и не больно.
…Вино остаётся нетронутым.
* * *
Чёрной шёлковой простынёй на пустырь опускается ночь, и становится абсолютно темно – хоть глаз выколи. Сырость пропитывает воздух, сгущается всё больше, постепенно преобразуясь из туманной дымки в мелкую морось.
– Так, Ника, быстро делай свои дела и домой! – мужчина ведёт на поводке таксу с забинтованной грудной клеткой. – Вот тебе приспичило-то среди ночи…
Такса бодро ковыляет по тропинке, подныривая под тяжёлые, нависающие стебли травы, мокрой от вечерней росы, и в чернеющем мраке её белый бинт выглядит прыгающим ярким пятном. С деловым видом Ника присаживается и какое-то время сидит неподвижно, блаженно справляя нужду. Затем встаёт и бежит дальше, тянет за поводок.
– Да куда ты меня всё тянешь? – мужчина недовольно идёт следом за собакой. – Так, подожди-ка… пока никого нет… – он наклоняется и отстёгивает карабин поводка.
Ника радостно бросается бежать, насколько позволяет бинт, и несколько раз воинствующе лает. Затем настойчиво скачет дальше, рисуя кривые зигзаги, подобно охотничьей собаке, напавшей на след. Мужчина на ходу достаёт из кармана телефон, настраивает фонарик и освещает пространство вокруг.
– Да что с тобой…
Собака активно нюхает воздух, возбуждённо лает и бежит прямиком к широкой чёрной канаве.
– Ну ещё грохнись туда! – кричит мужчина. – Стоять! Ника! – прибавляет ходу.
На краю канавы собака останавливается и, глядя куда-то вниз, начинает громко, призывно лаять, интенсивно махая хвостом.
* * *
…………………..
Глава 49. Возвращение
Наркоз – это управляемая кома.
Прихожу на работу за трудовой книжкой.
За столом в ординаторской сидят Ира и Аля. Ира пьёт чай вприкуску с маленькой плюшкой, едва покрытой маком.
– Привет! – жизнерадостно здороваюсь с обеими – в ответ они сурово молчат. Плюшка молчит громче всех.
Ну вот, обиделись.
– Да не дуйся, – говорю Ире. – Вкусная хоть плюшка-то?
– Даже не знаю, что и сказать, – говорит она медленно, обращаясь к воздуху прямо перед собой.
– Да и не говори, – отвечает ей Аля нарочито трагическим голосом.
Меня они как будто не замечают. Вот артистки! Точно обиделись.
– Пойду покурю, – говорит Ира, откладывает в сторону откусанную плюшку, поднимается из-за стола и заглядывает в наш с ней когда-то общий шкафчик. Замечаю, что моя полка сиротливо пустая. Хм… Куда подевалась куча конспектов и блокнотов? Впрочем… Ира вздыхает, берёт пачку сигарет с зажигалкой, закрывает дверцу, едва не прищемив мне нос, и идёт на балкон. Следую за ней.
– Ир, ну не дуйся ты, – уговариваю её хотя бы обратить на меня внимание.
На балконе, с третьего раза она прикуривает сигарету от едва заметного огонька зажигалки, а я сажусь на своё привычное место, прислонившись спиной к стене.
– Жизнь такая странная штука, – Ира как будто говорит сама с собой. Затягивается, выпускает дым, смотрит куда-то вдаль слезящимися от ветра и дыма глазами.
Вдалеке раздаётся дикое собачье завывание, которое стремительно приближается к клинике, – ничем хорошим это не пахнет, однозначно. Словно де-жа-вю, этот вой что-то отдалённо мне напоминает.
– Ты тоже это слышишь? – настороженно спрашиваю Иру, прислушиваясь.
– Глупо всё это и бессмысленно, – с болезненной трагичностью произносит она невпопад, в очередной раз затянувшись так сильно, что сигарета ярко прогорает почти на треть. Затем, наконец, вслушивается и говорит, затаив дыхание: – Что ещё за вой…
Изрядный столбик пепла с сигареты плюхается вниз, разбившись о бетонный пол. В этот момент на балкон врывается Аля. Громко, взволнованно она кричит: