Кошка прекращает умываться, интенсивно потягивается, выгнув спину дугой и забирается ко мне на колени.
– Прости, кошка, что я тебя тогда грохнула, – говорю ей.
Она пару раз лижет мне шершавым языком руку, затем сворачивается бубликом и, блаженно вздохнув, засыпает.
За вечер несколько раз к лежащему на кровати телу приходит худенькая медсестричка, меняет бутылку в капельнице, проверяет рефлексы, светит фонариком в глаза, меряет давление. Что-то торопливо и сосредоточенно пишет в карточку. Меняет пелёнку, перевернув тело набок, и оставляет его в таком положении. Антитренделенбург, чо. Отворачиваюсь. Через какое-то время медсестра уходит, оставив дверь приоткрытой.
«Очень скоро тебе придётся выбрать, – звучит в голове, – остаться здесь или уйти в Смерть».
Смерть, которая и есть – Дом, верно? А что там, дома?
«Дома есть много, много Любви, – философски говорит голос. – Я покажу тебе».
Внезапно перед глазами взрывается яркая вспышка света. Бах! – тысяча осколков, разлетаясь, рассыпаясь, звенят в голове так, словно с потолка только что рухнула массивная хрустальная многоуровневая люстра.
Свет!
Что это? Вспышка света оглушает, словно бомба. Свет, и больше ничего другого. Он так ярок, словно тысяча Солнц взорвалась одновременно, а я нахожусь в эпицентре взрыва – сияние держит, словно плотная морская вода. Безмолвие и необъятное, вечное великолепие, пронизывающее собой всё вокруг, включая меня, оборачивается в голове одним единственным словом, олицетворяющим это.
И это слово – Любовь.
Переживание такое мощное, что сама идея о силе кажется смешной и наивной. Одержимая радостью, я делаю вдох и в восхищении задерживаю дыхание, – в этом состоянии больше не нужно дышать. Моё потрясение так велико, так огромно, и радость так глобальна, что она разрывает меня на части. Гулкая вибрация, рождённая внутри тела, постепенно ускоряется, превращаясь в бешеный ритм на грани конвульсий, – частота вибрации всё растёт и вскоре становится невыносимой.
– Пожалуйста, выключите свет! – внутренне кричу я, захлёбываясь от ощущений. – Мне этого не вынести! Это слишком!
Словно услышав меня, свет тускнеет, постепенно превращаясь в субстанцию ровного розового цвета – в её объятиях я чувствую себя защищённой и потому обмякшей, расслабленной. Мысли в голове тормозят, засыпают и окончательно останавливают свой бесконечный поток. Я растворяюсь, сливаясь с этой субстанцией, принимая её в себя, распадаясь на отдельные частицы.
Затем свет постепенно гаснет и исчезает, оставив после себя ощущение необыкновенного равновесия и тихого, спокойного счастья.
Хорошо-то как… А жизнь?
«Жизнь? – в голове звучит всё тот же рассудительный голос. – Я покажу тебе суть жизни».
И далее мне показывают закат – всё также расслабленно сидя на подоконнике, я созерцаю это явление, которое происходит прямо за окном, на горизонте.
Большое красное солнце, как огромный, идеально круглый апельсин, только кровавого цвета, тихо погружается в густую сиреневую туманную дымку, и этот мистический акт завораживает своим проявлением. Солнце, гипнотизируя своим мягким огненным сиянием, очень медленно опускается всё ниже, и я, застыв, словно изваяние, оказываюсь в плену созерцания волшебства, именуемого закатом. Запечатлеть это действие, каждое мгновение происходящего, оказывается никак невозможно, – оно передаётся мне как уникальное, непостижимое, словно результат творения какого-то талантливого, скрытого от глаз Мастера. Я наблюдаю за действием, которое никогда не повторится. Да, солнце ещё будет садиться за горизонт и после меня тоже. Но так – уже никогда. Переживание и осознание этого факта – неповторимости каждого мгновения проживаемой на Земле жизни – настолько эмоционально, что мои ощущения зашкаливают от восхищения перед талантом Творца – автора и создателя этого действия и всех его участников, включая меня. И я сейчас – просто наблюдатель.
Никаких задач, никаких умирающих пациентов, – только мощный красный цвет засыпающего Солнца – уже не пылающий, не обжигающий сетчатку глаз, а спокойный, мягкий, завораживающий. Только мерцание дымки, висящая пелена, тонкий туманный слой, созданный дневными испарениями, когда пропитанный летним ливнем смачный чернозём отдаёт разгорячённому воздуху накопленную влагу.
Я готова променять своё тело на уход и смерть, – на то измерение, где нет боли, но нет и чувств, нет и закатов и такой интенсивности их переживания, – бросаю взгляд на кровать, где поддержание этого самого тела продолжается исключительно за счёт приборов. Снова заходит медсестра, переворачивает его обратно на спину. Уходит.