В кармане – смятая пачка с таблетками, но, надеюсь, приступ эпилепсии не накроет меня здесь, а то неловко как-то получится. Слегка помятая фотография таксы Ники лежит в другом кармане, напоминая о сделанном когда-то выборе – память начала возвращаться ко мне именно с неё, хоть и обрывками.
Светлое воспоминание о Доме живёт где-то на задворках памяти, вызывая лёгкую улыбку – рано или поздно я попаду туда, – туда, где живёт это белое сияние по имени Любовь. А сейчас, вот…
Тяжело бухаюсь на ближайшую скамейку. Я уже сегодня молодец – можно и отдышаться.
– Здравствуйте, – откуда-то сбоку неожиданно раздаётся мужской голос, вырывая меня из задумчивости.
Поворачиваю голову. Неподалёку стоит мужчина, которого я смутно припоминаю, и рядом, на поводке – рыжий сеттер.
– Вы не против? – мужчина спрашивает издалека, затем осторожно подходит поближе и неуверенно останавливается. – Мы с вами нигде не встречались?
– Здравствуйте, – отвечаю я, с трудом подбирая слова и запинаясь. – Вполне возможно: я работала в ветеринарной клинике.
Во спросил! Я и в здравой-то памяти не всех помнила.
Перевожу взгляд на собаку, стоящую по стойке смирно – она шумно сопит носом, с любопытством вытянув шею. Туго, словно струна, натянут поводок.
«Лота», – кличка звучит в голове неожиданно знакомым голосом – внутренним голосом. Вздрагиваю. Голоса в голове? Это ещё что за новость такая?
– О, мы там лечились, в клинике, – мужчина кивает головой на собаку: – Под машину попал. Думал – всё. Врачи сказали, что чудом выжил.
– Понимаю, – отвечаю ему и протягиваю руку к сопящему, мокрому собачьему носу: – Привет… Лота.
– Вы как будто знакомы? – с удивлением спрашивает мужчина.
Собака тычется в мою ладонь мокрым носом и так интенсивно машет лохматым хвостом, что на земле шевелятся кленовые листья.
– Как будто да, – улыбаюсь в ответ. – Лота любит играть в… жёлтый… мячик, не так ли?
– Д-д-да, – ещё более удивлённо отвечает мужчина, добывая из кармана куртки мячик и уставившись на него – серый, маленький мячик.
Увидев его, Лота радостно взвизгивает, встаёт на задние лапы и тыкается носом в руку мужчины, побуждая его начать игру, – тот отстёгивает поводок и, сильно размахнувшись, бросает мячик. Лота стремглав летит за ним.
Заметно волнуясь, мужчина вдруг говорит мне:
– А что вы делаете сегодня вечером?
Вау, окончательно заинтриговала мужика!
Ну… съедаю свои таблетки. Лежу. Снова лежу. Потом мучаю свой мяч для пилатеса. Потом буду клеить разноцветные коробочки – у меня это хорошо получается.
Цветные коробочки.
Шарфик довяжу ещё – петли выходят криво, но надо разрабатывать пальцы. Может, в гости зайдёт Данька, и мы перетрём пару философских тем за чашечкой чая, но это вряд ли – он заглядывает так редко. Ближе к ночи позвонит Ирка и будет целый час рассказывать о том, каких пациентов принимала – сегодня она работает в смену. Опять будет удивляться, что я не знаю препаратов и не помню доз, – всё это написано в моих блокнотиках; читаю названия по буквам. Как читаются буквы – вспомнилось только недавно. Всё приходится изучать заново – не только это.
Через месяц у Ирки свадьба, и я приглашена. Не забыть бы…
Неожиданно я понимаю, что дом находится там, где есть любовь, – и только там. И чтобы попасть туда – умирать совсем не обязательно. И что любовь – она повсюду; она здесь и сейчас: вот в этом парке, в этом мужчине, в этой собаке и в её маленьком мячике – с ним в зубах, Лота возвращается и подходит прямиком ко мне. Она кладёт мячик на землю, в скопище из листьев, и затем случается чудо: его серый цвет медленно меняется и переходит в насыщенный, яркий и… жёлтый? О, Боже… Это и есть жёлтый цвет! Да, я вспоминаю! Это он – сочный, золотистый! По телу пробегает волна восторга – от ярчайшего переживания мурашки так и скачут.
Вслед за этим, кругами, словно от упавшего в воду камешка, во все стороны от мячика начинают желтеть кленовые листья – созерцаю эту магию посвящения в цвет, задыхаясь от восторга. Вау. Прям вау! Жёлтый! Ты вернулся! О, Господи Боже, да!