Хотя хорошо это или плохо, что он в хвосте дивизии ногами грязь месит? Если на это глянуть с одной стороны, то его, учитывая недавние заслуги, вроде бы оберегают от случайного столкновения с врагом. А с другой приглядеться… Замыкающий колонну всегда замыкающим остается, он, как зубоскалят солдаты, «все время бредет в струе отработанных газов», он последним и к доброму, крайне нужному поспевает. Правда, мы войной уже многому научены, поэтому, чтобы урвать для батальона хотя бы кое-что из желаемого, майор Исаев еще утром вперед послал старшего сержанта Карпова и пять самых расторопных солдат.
Соответствующие подстраховывающие меры принял, но в успех задуманного не вполне верил: теперь, когда на ухабах дорог грохотал уже четвертый год войны, все насобачились лучшее для себя, для однополчан вырывать. Даже товарищи генералы грешны в этом. И не удивительно: они тоже человеки…
Старшего сержанта Карпова увидели, когда до места ночевки шагать оставалось еще около пяти часов. Он стоял на обочине, и сзади него табунилась толпа то ли солдат, то ли еще кого — в шинелишках и ватниках, в пилотках, фуражках с околышами всех родов войск и даже шапках-ушанках армейского образца. И ни у одного из тех людей в руках не было оружия!
Зато десять автоматчиков, стоявших чуть в сторонке, были вооружены — будь здоров и не кашляй.
Поравнялся батальон с толпой неизвестных людей — Карпов и сержант, командовавший прекрасно вооруженными и обмундированными автоматчиками, подошли к майору Исаеву, козырнули и не доложили, а рассказали, что эти люди — штрафники. Восемьдесят семь непутевых головушек. Дескать, до вчерашнего дня командовал ими старший лейтенант Валентин Валентинович Спицин, подорвавшийся на вражеской мине. Подбежал к грудному ребенку, базлавшему посреди улицы прямо на булыжной мостовой, только схватил его — тут и подорвался на фашистской мине, которая подлой рукой была в пеленку сунута. Между прочим, если бы не товарищ старший лейтенант, то кто-то другой погиб бы точно так же: уже несколько наших бойцов спешили на помощь грудному младенцу. Так что со вчерашнего дня эта рота штрафников была без командира; только сопровождающие автоматчики с ней неотлучно. Но куда, в чье распоряжение следовать, об этом сержант Бубнов — командир отделения автоматчиков сопровождения — понятия не имеет; и вообще он со своими автоматчиками при роте штрафников лишь для того, чтобы оказать помощь ее командиру, если она, конечно, потребуется.
Почему о том, куда и в чье распоряжение следовать, не спросили у начальства? А позвольте узнать, какое начальство вы имеете в виду? То, которое в путь занаряжало? Так оно все указания давало товарищу старшему лейтенанту. А те несколько больших военачальников, которых за сегодняшний день повидали, ничего определенного не сказали, все они лишь отфутболили их безадресно. Только полковник Муратов оказался конкретнее: велел именно здесь дождаться его, майора Исаева, ему без малейшей утайки и поведать всю правду о своих бедах.
Сразу вспомнилось, что еще под Ленинградом, когда предстояло окончательно сокрушить вражескую блокаду, командир бригады откровенно заявил, что очень любит, если его подчиненные и чужих солдат заставляют выполнять свои приказы. И хотелось как можно скорее восполнить потери в личном составе. А тут восемьдесят семь бойцов, будто манна небесная, сами к тебе в руки просятся!
Однако нельзя забывать, что эти не просто солдаты, что они штрафники. А про тех майор Исаев только и знал, что дисциплина у них и вовсе железная, что все они кровью своей или подвигом должны искупить собственную вину перед советским народом; у каждого из них вина своя, а вот ответ за нее им надлежало держать вместе и в одном и том же тяжком испытании.
Майор Исаев еще колебался, он еще не решался взвалить на себя ответственность и за штрафников, за их боевые дела и жизни, но тут младший лейтенант Зелинский, стоявший буквально у него за спиной, и прошептал:
— Есть же среди них и просто споткнувшиеся люди!
И тогда, нарочито сурово сдвинув белесые брови, майор Исаев громко сказал:
— Ладно, считайте, что ваша судьба на ближайшее время определилась. И в дальнейшем я не буду напоминать вам о том, что вы штрафники. Вроде бы самыми обыкновенными солдатами вы будете для меня… Кто заслужит, на того немедленно оформлю соответствующие документы. На предмет снятия вины, значит… А баловаться и думать не смейте: и у меня характер тяжелущий, и солдаты мои баламутов страсть как не любят… А что это вы все без оружия? Хотя бы для смеха одну винтовку на всех заимели.