Через пару секунд в еще не закрытую дверь ломится гигантское белое Чудо (чудище — будет вернее сказать). Оглашает домик радостным лаем и фыркает, за секунду стряхивая с промокшей шерсти льдинки и снег, стремительно плавящийся в жаре камина. Настоящий брызгопад создает.
Сэм смеется:
— Санта, оленя своего усмири. А то спать обоих в обнимку отправлю в машину.
— Мы — добытчики. Мамочка, не гунди! — На стол водружает корзину, в которой овощи и мясо, есть бургеры, пиво и чипсы, безусловно, неизменный пирог.
Сэм ловит свое растрепанное мокрое чудо (разумеется, Дина, не пса) и губами находит холодные губы. Помогает снять куртку, отяжелевшую от воды, руками пробирается под рубаху, ведет по спине и гладит поджимающийся под его ладонью живот. По старой, въевшейся с кровью и разъедающей болью под кожу, привычке проверяет целостность шкуры, разыскивая повреждения, которые тот мог получить.
Угу. Например, пробираясь через сугробы к сараю, воюя с засовом и веселящимся избалованным Чудом, которому он позволяет попросту все. Черт, да когда тот схомячил любимый Динов пирог с корицей и вишней, всего лишь пальцем ему погрозил и попрекнул: “Приятель, ты ужасно меня огорчил”. Пес при этом спрятал под лапами морду и два часа виновато скулил, поглядывал иногда с робкой надеждой. На Дина. Сэм для него до сих пор остается чем-то вроде бесплатного приложения к е г о… нет к Е Г О человеку. Дин свое Чудо, конечно, все же простил. Вот прямо на утро. Это же Дин.
— Сэмми… — а прямо сейчас старший брат под его рукам моментально вскипает. Дин чаще начинает дышать. Дин подозрительно косится на разлегшуюся у камина собаку… — Сэмми… слушай, ну не при нем. Он же… почти что ребенок.
Ага. Переведешь с собачьего — вполне себе взрослый мужик. Но разве кто-нибудь умел переспорить уперевшегося на чем-нибудь Дина? Не при нем. Ну, окей. Только Сэм легко ему мог бы напомнить, как брат не смутился присутствия Кастиэля, материализовавшегося в спальне в не очень подходящий момент. Или Ровены, что как-то в бункере спустилась в хранилище в поисках то ли омелы, то ли лапок каких-то редких жуков и прямиком наткнулась на братьев… Тем вечером они оружие чистить ушли, но… кхм… не очень дошли. Или Кроули, Бобби, Чарли, даже Мэри однажды… Свидетелей — масса. Даже Джек. Кстати, Джек.
— А Джек тебя тогда не смутил? Вот кто ребенок. Ему по нашим меркам всего восемь лет.
— Так он — Бог. И вообще Джек — нефилим, он так-то сын Люцифера, не к ночи помянут. Он и родился-то взрослым совсем. Короче, не в счет.
У брата что-то творится с дыханием — как будто он бежал стометровку сразу после участия в конкурсе на скорость по поеданию пирогов. Сэм руки медленно убирает, напоследок скользнув ладонями на живот. Проводит по бедру, замедляясь у паха.
— Ну ладно. — Выдох-вдох. И пульс, что набат. — Сейчас у нас быстрый ужин, то есть обед. А после…
— А после… — Дин на лету перехватывает его длинные пальцы и прижимает к щеке. Вдох-выдох. Не поднимая ресниц, возвращает на место. — После Чудо сходит на разведку в амбар. Кажется, там… эм… водятся крысы.
Чудо — в роли истребителя грызунов? Да он же в обморок грохнется сразу. Не говоря о том, что не собачье это все-таки дело, а кошек тут нет.
— Лучше мы постелем ему в кладовой, а чтобы не было страшно, оставим включенный ноутбук… с “Том и Джерри”, конечно.
Сэм чувствует себя, как дебил, но Дин улыбается так… так открыто. Такая улыбка почти исчезла после сошествия в Ад. И вот теперь возвращается постепенно. Он — возвращается к нему. Целиком.
— Знаешь, ты — лучший подарок, который я бы мог пожелать, — звучит максимально сопливо, и Сэм мог напомнить бы брату, что он вообще-то не вещь.
Но вместо этого его снова целует и признается:
— Если бы я мог изменить нашу жизнь и прожить ее по-другому… Я выбрал бы только тот вариант, в котором ты — всегда со мной рядом.
— А Стэнфорд?
— А Стэнфорд мы обсудим потом…
Дин супится, но от пространных объяснений Винчестера-младшего удачно спасает телефонная трель. Видео-звонок. И по тому, как проясняется лицо брата, Сэм сразу может понять, кто звонит.
Дин вопит во все горло:
— Чарли! Сестренка! Ты как смогла дозвониться? Тут же сети даже нет… Мы выбирали специально. О-о-о-о, — уважительно, — опять твои штучки? А что там Эйлин, готовитесь к свадьбе? Ну-ка… цыц… не шипи… Бобби тоже с вами? Семья почти в сборе. Джек не звонил?.. Нам? Прислал сообщение, поздравил. Пошутил, что теперь Рождество стоит перенести на 18 мая… Взрослеет пацан… Сэмми? Сэм?! Погоди! Вот же он. Напугал меня. Не делай так больше, поганец! Бобби… нет, ты представь, в углу притаился, как мышь под метлой! И этот… лохматый прижух рядом, хоть бы тявкнул… Сэмми, кончай изображать из себя памятник в бронзе. Иди, с девчонками поздоровайся, с Бобби. О, представляешь, кто-то снова звонит. На другой телефон… Еще один хакер? Сейчас, не отключайтесь. Ровена? И Кетч там с тобой? Рад вас видеть, ребята. Не думал, что в Аду кто-то празднует Рождество. Как там Кроули?.. Ха! Вот это серьезно. Если честно, как-то так я и думал. Вернее, подозревал. Сэмми, ты слышал?..
Сэм, он будет кивать невпопад, заторможенно отвечать на вопросы и шутки. Сэм обнимет брата за плечи и крепко-крепко сожмет. Сэм никогда ему не расскажет тот сон. Тот страшный кошмар, что он увидел лишь раз — через месяц после победы. Только раз, но до сих пор не может дышать, стоит вспомнить то невесомое: “Я люблю тебя, мой маленький братик”. След от слезы на холодеющей быстро щеке. И тяжесть обмякшего, уже не дышащего тела.
“Я люблю… люблю тебя, Сэм” — только это важно и только это имеет значение, а не какие-то глупые, перерастающие из детских ужасов, сны.
— Сэмми… — Дин его тормошит и целует под улюлюканье их собеседников, под задорные выкрики и смешки. — Кажется, ты засыпаешь?
— Просто сегодня был очень насыщенный день.
“Я люблю тебя, Сэмми”.
“А я представить бы даже не мог, как остаться на этой земле без тебя. Одному”.
— Ладно, народ, давайте-ка все отключаться. Мелкому давно пора спать.
И, не обращая внимания на протесты, подхватит на руки. Мелкий. Лосяра.
— Тихо ты. Сейчас тебя отнесу, а позже даже спою колыбельную. Помнишь, как в детстве?
— Помню, Дин. Я помню все.
Это будет очень теплая ночь под завывания вьюги снаружи. Ночь любви, откровений. Ночь для двоих. Чудо, кстати, с этим вполне б согласился. Только он очень занят прямо сейчас — все пытается угадать: убежит ли снова мышонок, или несчастному коту, наконец, уже повезет?
За стеной снаружи воет ветер все громче, и охапки снега на крышу валятся с сосен одна за другой. В соседней комнате скрипит ритмично постель и слышатся стоны.
Впрочем, так ведь бывает каждую ночь… он привык.
========== 15. Все, что нужно ==========
У Дина для жизни есть все, что нужно. “Импала” и куртка, оставшиеся от отца. Полный багажник оружия, мешок каменной соли и амулеты. И у Дина есть Сэм.
После завершения истории с Чаком минуло пять лет. Два брата, как в лучшие годы, опять колесят по стране. Убивают вампиров и отправляют призраков в небытие, охотятся на вендиго и ловят ругару, джинов и рейфов.
Спасают людей.
Они покупают бургеры, картошку и пиво в придорожных закусочных. Часто едят прямо в поле — на капоте машины вдали от людей, городов. И смотрят на звезды. Часами. Молчат, потому что когда двое даже думают вместе, слова — избыточный шум.
Они есть друг у друга, и больше братьям не нужен никто. Ни один человек из семи миллиардов.
*
— Будешь соус? — Дин почти пропускает вопрос, зависая от того, как обстоятельно Сэм слизывает с пальцев кисловатые капли.
Пять лет они живут так. Но он до сих пор не может привыкнуть к тому, что им не надо умирать. Опять и опять. Гадая каждый раз, удастся ли вернуться обратно или в этот раз смерть придет навсегда.