Можно просто больше никуда не спешить. Можно просто остановиться, посмотреть по сторонам и подумать. Можно взять отпуск или выйти в отставку. Им теперь можно все.
— Буду. Вкусно, — он откладывает недоеденный бургер и за воротник тянет брата к себе.
Целует медленно, пробуя и наслаждаясь.
Он помнит каждую из всех смертей Сэма. Он помнит, как сам умирал опять и опять. Он помнит, как возвращал его и как возвращался. Их давний уговор — “если умирать, то вдвоем” не имеет сроков.
Он бесконечный.
А сейчас у них в приятелях — новый Бог. Вполне вероятно, они могли быть жить вечно. Или вместе под старость лет тихонько шагнуть за черту.
Не так уж и важно.
— Дин, ты как поросенок, — Сэм упирается ладонями в грудь и пытается отстраниться, вытирает измазанный кетчупом подбородок.
— Я знаю. А ты очешуенно вкусный.
— Не я, а еда.
— В том-то и дело. Ты, Сэмми.
Они не жили вот так уже много лет. Они и не надеялись, что получится снова. Дорога, Детка и в каждом городе — новое дело. Простое. Что-нибудь из городских мифов, легенд. Ни ангелов с их интригами по перезагрузке планеты. Ни Люцифера с замашками повелителя мира. Ни Бога, ни Тьмы.
Падучие звезды катятся за горизонт одна за другой. Оставляют длинные яркие метки.
— У нас как будто свидание. Смотри, какое небо. Красиво.
— Почему как будто? Свидание и есть. Я люблю тебя, Сэмми.
Дин Винчестер раньше просто не думал, что успеет стать самым-самым счастливым и жить. Рядом с братом. Вместе с братом.
Спокойно.
Сэм Винчестер. Его любимый маленький брат.
Его цель, его якорь. Его главный (на самом деле — единственный) смысл.
========== 16. Пьяное Рождество ==========
Комментарий к 16. Пьяное Рождество
иллюстрация: https://clck.ru/TVeW2
— Ди-и-и-и-и-и-ин! С Р-р-р-р-рождеством!
Сэм раскидывает приветственно руки. Покачнувшись, разливает на мягкий, пружинящий под ногами ковер, практически весь свой пунш из стакана. Фраза у него получается зычная, с французским прононсом.
— И тебе счастливого Рождества. Пьяница. Ты где так набрался?
На самом деле Сэмми не пьет. Нет, он может выпить с братом за компанию бутылку пива-другую после удачной охоты. Или в долгих переездах из города в город, когда до пункта назначения пилить трое суток и единственное развлечение — уползающая змеей под колеса блестящая лента дороги да гремящие в динамиках Ramble On и Travelling Riverside Blues. Дин подпевает им во все горло и заявляет, что после 1979-го ничего путного в музыке не было. Сэм не согласен, но…
“Главное правило, Сэмми. Водитель выбирает музыку, пассажир помалкивает в тряпочку”. Это тоже у них аксиома. Хотя Сэм, например, послушал бы джаз…
— Я ук-крашал наш новый дом-м.
Они на самом деле сделали это. Разменяв четвертый десяток, купили двухэтажный особняк в пригороде Остина и поселились в нем вместе с собакой.
Прямо сейчас Чудо сокрушенно мотает башкой и удаляется из гостиной с выражением крайней степени осуждения на морде.
— И попутно опустошил холодильник и бар?
Ну, он не серьезно, конечно. Потому что норма Сэма — две бутылки легкого пива. Не больше. Все, что сверху — его уносит в отрыв. От реальности и от земли. В какие-то ведомые лишь ему небесные сферы.
— Я в-варил пунш. П-пунш ведь пьют на Рождество. Т-ты ж-же-ж пом-мни-ик-шь?
Дин скептически гнет одну бровь, пытается не смеяться. Потому что пьяный Сэм — это не только великая редкость, это еще и ужасно забавно. И мило. Пьяный Сэмми — он как щенок лабрадора, его тискать хочется беспрестанно.
Впрочем, трезвого тискать хочется тоже.
— Ты варил его или в нем искупался?
— Я п-пробовал! Доб-бавлял ингрдиен-нты…
Сэм задирает для важности указательный палец и потрясает им в воздухе. Равновесие, конечно, тут же теряет и цепляется за перила, почти сдирая нахрен гирлянду, мигающую разноцветными огоньками. Синий, желтый, зеленый и красный. И мягкие хвойные ветки с вплетением лент.
Огонь потрескивает уютно в камине, бросает отблески на развешанные под каменной полкой подарочные носки. Чуть ближе к окну возвышается конусом огромная, до высоченного потолка, пушистая елка. По дому плывет одуряющий запах запеченной индейки. Слюна собирается вязко во рту.
— Это… ты сам?
Дин гулко глотает и отчего-то вдруг вспоминает обшарпанный, грязный мотель, украденную куцую ёлку и девчачьи подарки. А еще амулет, который потом Дин Винчестер много-много лет не снимал. Даже в душе. Он носил бы его до сих пор, но…
“Мне не нужен символ, чтобы помнить, как я люблю брата”.
— Нет, миссс-с-с-с-сис Баттт-т-т-терс просил. Ты ещ-щ-ще кого-то зд-дсь видшь?
Нет совсем никого, кроме них. После того, как заперли бункер и завязали с охотой, вышли в отставку и стали нормальной семьей. Уехали и оборвали все связи, прежде прихватив заговоренные амулеты, что никогда не позволят их отыскать ни ангелам, ни демонам, ни охотникам. Разве лишь Богу осталась лазейка. Но у Джека других дел полно с восстановлением равновесия в мире.
Сейчас Дин работает в своей маленькой автомастерской — чинит машины. Руки, говорят, у него золотые. Или это какой-то особенный дар? Сэм преподает в младшей школе. Правда, сегодня у него выходной, который младший Винчестер решил убить на украшение дома.
И превратил его в сказку. Для Дина.
Когда-то маленький мальчик, у которого не было своей комнаты и нормальных игрушек, мечтал о простом Рождестве: чтобы ёлка и подарки в обертках, чтобы праздничный ужин и рядом — семья, чтобы кусочки яблока и корица в стаканах, а в печи — сладкий, пышный пирог.
Сэм пьяно носом тычется в сзади в шею и обнимает, руками лезет под куртку.
— Скажи, что тебе п-нравилось?
— Очень. Сэмми… это лучшее Рождество.
— Можно мы нем-много так пос-ст-им? Пом-лчим…
Пощипывает губами солоноватую кожу, пропахшую парами бензина и машинным маслом, соляркой. Поглаживает твердый живот, задевая пояс штанов, сбивая дыхание.
— Сэмми…
— Т-т-т-т-т-шшшш… тише, Д-дин. С Р-р-рождеством.
Он вырубится очень скоро, конечно. И на диване, куда Дин его отнесет (вымахал — неподъемный лосяра), будет громко храпеть. А чуть позже свернется клубочком и ладони подсунет по щеку, как в детстве. Затихнет.
Дин телевизор включит почти на беззвучку и рядом устроится на полу с диванной подушкой, бутылкой темного пива и в колени уткнувшимся дремлющим Чудом.
Он подождет, когда Сэмми проснется. За четверть часа до полуночи. Тот за минуты пьянеет, но и приходит в себя относительно быстро. Разлепит сонные, тяжелые веки и улыбнется. Так солнечно. Растрепанный, милый. Шепнет:
— Кажется, я все проспал? Дин, с Рождеством.
— Мы никуда не торопимся, Сэмми. С Рождеством тебя, маленький брат.
И поцелует свой самый главный подарок.
========== 17.1 Каток ==========
Комментарий к 17.1 Каток
иллюстрация: https://clck.ru/Sj5ep
Декабрь в этом году холоднее любого другого на их памяти. Даже в Канзасе столбик термометра опускается ниже семидесяти*, пруд неподалёку от бункера покрывается льдом, и теплолюбивый Дин заявляет, что все покупки к праздничному столу ложатся на Сэма. Объясняет очень даже логично:
— Потому что, Сэмми, у тебя самая теплая куртка и эта смешная шапка с шарфом, которые на прошлые праздники связала Чарли и прислала в подарок.
Вообще-то у Дина — точно такой же комплект, но не бронзовый с синим, а красный с золотом. Кому-то надо меньше книжек читать. Дин аналогию не уловил или, скорее не задумался об этом. При чем тут Хогвартс и он? И рядом ведь не стояли. Свой подарок засунул подальше в комод и буркнул, передёрнув зябко плечами, что надеется, утепляться здесь ему не придётся.
Пришлось. Но старший Винчестер, как всегда, нашел выход. Хитрюга, боящаяся отморозить свой пленительный зад.
Сэм ворчит: “Да ты вообще оборзел”, но кутается в шарф почти до бровей и натягивает шапку на волосы, отросшие ниже плеч.