Они грохнутся друг на друга вповалку у самого берега и будут прямо на льду целоваться. А когда пойдет медленный снег — огромными крупными хлопьями — они лягут на спины и на спор снежинки будут ловить языками — кто больше. Наутро у одного опухнут гланды и на какое-то время исчезнет голос.
Но это уже будет совсем другая история: про горькую микстуру на травах, ворчание, куриный бульон и внезапную аллергию на ментоловые леденцы. И про: “Я говорил тебе?” — от Дина, конечно. Дина, что ужасно не любит мороз. Но так любит “мелкого” брата.
========== 17.2. Дин заболел ==========
У Дина сопли ручьем и распухшее горло. Обычно одновременно так не бывает, но он же Винчестер. С ним, мать его, и не такое могло приключиться.
— Пей.
Сэм нависает над братом со стаканом горячего молока странного горчичного цвета. Дин отворачивает сопливый, нашорканный до красного нос и хрипит:
— Не буду я пить эту гадость! Это даже не молоко, а какой-то понос. Даже сквозь все эти сопли воняет!
— Сам ты понос! Это всего лишь куркума. Я нашел в книгах Хранителей знаний, при респираторных заболеваниях помогает лучше всего!
Дин упрямо мотает башкой и дельфином ныряет в ворох одеял, для верности натягивая сверху подушку. Из пещеры раздается категоричное:
— Не буду! — и следом грудной, надсадный кашель.
Вот ведь засранец.
— Дин. Ну я прошу тебя. Дороги все замело, на улице такой дубак, я боюсь, что машина замерзнет на ходу. За лекарствами сейчас никак не доехать. Не заводить же мне тот ржавый экскаватор из гаража.
— А ты рискни. Или… я не знаю… закажи, что ли, доставку?
Ага, и пиццу с бургерами и пивом в нагрузку.
Сэм, не находящий себе места от беспокойства и чувства вины, срывается:
— Не будешь пить молоко, свяжу и волью через другой вход. Будешь знать!
— Не буду! Это ты виноват. Я тебе говорил, что идея с коньками — далеко не фонтан? Говорил, что снаружи — Северный полюс? Ты меня не послушал. А я, на минуточку, старше, и знаю, как надо.
Столь длинная речь приводит к новому взрыву кашля. Такому, что башня из одеял и подушек трясется и рухнет вот-вот. И тогда-то…
У Сэма от волнения стучит в голове. Ведь это и впрямь он уговорил брата. Пусть идея валяться в снегу и на льду, ловить на спор снежинки языком принадлежала полностью Дину, но наружу-то выйти его Сэм уболтал. Теплолюбивого медведя, залегшего в бункере в спячку до первой оттепели в компании с кабельным и подборкой журналов.
Что, если теперь пневмония?
Термометр укоризненно поглядывает с тумбочки. Последний раз, когда Дин позволил измерить температуру, чуть-чуть не хватило до сотни. Учитывая, что с тех пор прошло два часа, и брат стал значительно горячее, сейчас показал бы все сто, если не больше.
А в доме нет даже банального аспирина.
— Хорошо. Тогда я оденусь теплее и пешком пойду до аптеки.
С их веселых катаний прошло больше суток, за которые за стенами бункера существенно похолодало. Таких морозов Канзас да и Америка в целом за последние годы и не припомнят, наверное. Может быть, снова демоны? Хотя нет, у них ведь договор с Королевой.
Вообще-то там скоро должно потеплеть. Два часа, как метель началась. Во всех справочниках написано, что снег — к потеплению. Дорогу найти в принципе будет можно… И всегда можно будет воспользоваться google-картой. Если от холода не разрядится телефон.
Дин вскидывается, сбрасывая на пол все одеяла. Он по цвету — ну точно переваренный рак. Они таких однажды варили в отпуске в Орегоне. С пивом, охлажденным в ручье, раки были — что надо.
— Попробуй только выпрись наружу, — шипит, вращая бешеными глазами. — Я пойду тогда следом и сломаю тебе, дураку, обе ноги, чтобы не шатался в мороз, рискуя заблудиться и замерзнуть насмерть в снегу.
Спорить с Дином, когда он такой — бесполезно. А еще… Сэм, наверное, просто не сможет уйти куда-то, бросив больного брата совсем одного. Не вызывать же к нему в сиделки Ровену. Примирительно шепчет, силком укладывая назад на кровать:
— Не ори, не уйду. Ну что же ты такой упертый придурок?
— А ты — мелкая сучка, — фыркает Дин и, успокоившись, закрывает глаза. Добавляет. — Так и быть. Буду вишневый пирог. Даже можешь в тесто добавить и молоко, и свою куркуму. Разницы же никакой? В желудке один фиг все смешается в кашу.
Не очень понятно, как он собрался его протолкнуть в свое распухшее, воспаленное горло. И вообще. Сэм закатывает глаза.
— Конечно. Разницы — ноль. Попытайся поспать, хорошо? Я проверю еще пару коробок, вдруг в них найдется хотя бы липовый мед.
— Угу. Превратившийся в камень. Я буду сосать его, как леденцы.
— Точно ведь! Леденцы!
Сэм пятерней себя хлопает по лбу. Нет, ну надо ж было такое забыть. Ментоловые леденцы, почти что коробка. Они жар, конечно, не собьют, но облегчат боль в горле. Дин осторожно ворчит ему в спину:
— Учти, в рот я толкать что попало не буду.
— Ну да, ты же так разборчив в том, что попадает в твой рот. — И нет, это вообще не сарказм.
Разве только немного…
*
Через два с половиной часа в доме шерифа Джоди Миллс в Су-Фолс, что в Южной Дакоте, раздается звонок. На другой стороне телефона, захлебываясь, тараторит, срываясь на крик, Сэм Винчестер. Он в такой панике, что разобрать не удается ни слова. Когда поток бессвязного воя стихает, шериф вкрадчиво просит:
— Так, Сэм. А теперь повтори мне все еще раз, но спокойно. Хотя погоди, все не надо. Скажи только самую суть.
— Мне кажется, Дин умирает! А этот мороз, да еще и метель! Я не могу выбраться за лекарствами, и неотложка сюда не проедет!
Он опять переходит на ультразвук. Господи, эти мужчины…
— Выдохни, Сэмюэль. Что случилось? Дин пострадал на охоте?
Короткий нервный смешок, за которым следует сбивчивая тирада о том, что штопать-лапать непутевого брата, покоцанного вампирами и вендиго — это плевое дело. А вот эти вирусы, мать их, — враги другого, невидимого, вернее, микроскопического фронта. И оружия против них у Винчестера попросту нет. Добавляет беспомощно:
— … потому что аптеки. А в бункеры все запасы подошли к концу. Но я нашел в кухонном шкафчике ментоловые леденцы, их как-то ма… Мэри покупала, — кривится, — для Кетча. Молоко Дин пить отказался, а леденцов стрескал дюжины две… может, даже четыре. Пока я готовил пирог. Надеялся, он уснул. Ни фига. Хрустит, как орехами — белка. И вот покрылся весь пятнами, как леопард. Что, если это не простуда, а какая-нибудь корь или краснуха?..
Старая-добрая паника обнимает балбеса за плечи, гладит по голове и шепчет на ухо разные ужасы. Прокручивает попутно перед глазами картинки, как Дин Винчестер, корчится в муках и испускает дух у него на руках.
Бобби нет на них идиотов.
— Сэм, выдохни. Сэмюэль Уильям Винчестер! Заткнись сию же секунду! — От этого громового рева мальчишка (угу, мужик сорока с лишним лет) испуганно замолкает. Только слышно, как пыхтит паровозом. Кажется, наверху притихают даже хихикающие девчонки, обсуждающие чьих-то там женихов или новую стратегию охоты на гулей. — У Дина простуда и аллергия на леденцы. Вернее, на какой-то их компонент. Прекрати его хоронить, но коробку с конфетами отбери. Если надо — примени силу.
Сэм жалобно тянет:
— И как ты это себе представляешь?
— Придумай! Сэм, твою ж мать, кто из нас — взрослый мужик и охотник на монстров с немыслимым стажем? Лекарства вам нужны все равно. Но с этим я разберусь.
— И как же? — сомнения в его голосе очень даже понятны — от Южной Дакоты до Канзаса, если гнать по максимальной прямой, чуть больше полутысячи миль. Не ближний путь.
— У меня свои способы, Сэмми. Все, пока что дай ему горячее молоко. Оно у вас, я надеюсь, осталось?
Младший Винчестер едва ли не плачет: