— Не пьет.
— Тогда привяжи к кровати и влей в него силой. Сэм, ты чего? Ну или… не знаю, бульон хотя бы свари. Курица есть?
— Была где-то.
— Все, займись братом и жди гостей.
Она отключается, зажимая руками пульсирующие виски. Как хорошо, что у нее не пацаны, а девчонки. С ума бы свели вот так болеть каждый раз.
*
Через восемь часов Дин Винчестер, потирая пятую точку после укола, недобро ворчит:
— Ну, погоди еще, Сэмми. Вот встану на ноги… берегись. И сам, и задницу заодно.
Сэм, расхристанный, как после затянувшейся рукопашной в кровати, отплевывается от волос, лезущих в рот. Пытается приладить на место оторванный ворот рубахи.
— Драться с врачами обязательно было? Еле тебя дурака удержал.
— Они пытались засунуть мне градусник в зад! Я и тебе туда не все толкать разрешаю. А уж каким-то там мужикам, еще и небритым… Хрена лысого. Понял?!
Сэм опускается на пол, укладывая голову на край разгромленной кровати. Ничего, скоро начнет действовать лекарство, Дин вырубится, и он сможет отдохнуть от этой изматывающей пытки. Сходить в душ наконец и поспать. Просто нырнуть в небытие без тупых сновидений. А то еще пара часов, и начнет мерещиться Люцифер со своими тупыми шуточками и подначками по поводу брата.
— Зачем Джоди к нам прислала военных в броневике? Еще бы национальную гвардию. Вот уж пиздец. Что скажут соседи?
— Дин, соседей у нас отродясь не водилось! И тебе нужны были лекарства, тебе становилось все хуже. Ты сожрал коробку леденцов, но отказался выпить даже бульон, весь скормил его Чуду. Не отпирайся, я видел.
Брат смущенно отводит глаз и бормочет уже заплетающимся языком:
— Кажется, он был очень голодным. Так смотрел и просил.
— Просто ты его балуешь, как я не знаю… Страшно подумать, что бы ты делал, будь у нас дети… — и осекается. Надо же такое ляпнуть. Пиздец.
Дин бледнеет, как молоко, которое тоже пить отказался. Ну то, которое было еще без добавления куркумы.
— Какие, нахрен, дети? Ты детей, что ли, хочешь? Нет, ну если подумать, то мы бы могли… усыновить или суррогатное материнство…
— Стоп-стоп-стоп! Замолчи! — Сэм забирается из последних сил на кровать и зажимает рот теплой ладонью. Дин немедленно пробует ее на вкус языком. Брат вздыхает. — Какие дети, окстись, это я, не подумав. Мне вполне, знаешь ли, хватает тебя. Я имел скорее в виду то время, когда родился Джек. Будь он обычным ребенком, которые все время орут, просят есть, у них болит живот и странные жидкости лезут изо всех частей тела… Мы бы с тобой очень быстро рехнулись, но ты успел бы его невозможно избаловать. Он с первого дня из тебя вил бы веревки. Ну, ты, я думаю понял…
— Ага… хорошо…
Успокоившийся Дин засыпает, прижавшись небритой щекой к руке брата. Причмокивает громко во сне. Сэм трогает губами прохладный, влажный лоб. Жар спал, наконец. И аллергические пятна на коже уже потихоньку бледнеют.
Сэм закрывает глаза прямо здесь. Сил и желания перебираться куда-то от брата у него нет. Впрочем, их и не было никогда.
========== 18. Ярмарка. Стэнфорд ==========
— Нахрена нам сдалась эта ярмарка, Сэмми?
Дин, как маленький, дует губы. Они у него до безобразия распухли после неожиданной встречи двух братьев у кампуса университета, в который младший сбежал этой осенью, разорвав все связи с семьей.
Сейчас Дин, наверное, хотел бы пирог из супермаркета и бутылочку темного пива. Лежать щекой на животе младшего брата, водить медленно пальцами по косточкам таза, дуть легонько, из-под полуопущенных век наблюдая, как Сэм хватает ртом воздух и царапает покрывало ногтями.
— Потому что сегодня — канун Рождества, а у нас нет ни елки, ни каких-то игрушек. Еды тоже нет. — Перебивает брата, открывшего было рот, чтоб поспорить. — Дин, чипсы и соус — не в счет. К тому же, — прибегает к последнему, самому крайнему средству, — там должно быть что-то вроде мини-ярмарки пирогов.
Дин подозрительно щурится, деловито поправляя воротник большеватой для него куртки отца. Веснушки на носу проступают веселой россыпью, а на радужке, у зрачков, можно разглядеть золотистые крапинки. Брызги золота. У Дина крылья носа жадно трепещут, но он мужественно держит лицо.
Он ведь старший, он — мачо. Он должен.
— То есть… прямо как ежегодная ярмарка пирогов?
На которую Дин, сколько Сэм себя помнит, упрашивал отца их свозить. И не добился согласия ни разу. Сэм мнется:
— Ну, не то, чтобы прямо оно. Но очень близко. Как репетиция.
— Супер. А чего это мы до сих пор еще здесь, а не там?
Дин обгоняет его и едва не припускает вприпрыжку. Но, заслышав короткий смешок, сбавляет ход и дергает веснушчатым носом. Задирает деловито брови. Смешной.
Сэм уехал в Стэнфорд. Не прошло и полгода, а брат, как ни в чем не бывало, нарисовался на пороге его общежития и заявил, что Рождество они празднуют вместе.
Признаться честно, Сэм, не слышавший о брате вообще ничего четыре долгих месяца и уже было решивший, что его самое малое — прокляли и вычеркнули из членов семьи, вначале опешил. Через пару минут он моргнул и втолкнул брата в закуток между кирпичной стеной и всегда переполненным пустыми бутылками мусорным баком. Целовал, слизывая с лопнувших губ привкус пива и мятной жвачки. Солоноватый вкус свежей крови.
Дин бормотал: “Хэй, мелочь, спокойней. Сожрешь с потрохами”. А сам ладони опускал ему на лопатки и жался носом к виску. И потерянное, тихое, горькое: “Сэмми” рвало его душу серебристой тонкой струной. Ведь в нем смешалось все сразу — разлука и зубами рвущая сердце тоска, глухая обида за то, что оставил и, не оглянувшись, уехал, за то, что не понял и не отпустил. За то, что не получилось слушать друг друга и слышать.
— Сэмми! Ты там уснул? Шевелись, пока прожорливые студенты не сожрали все мои пироги. Давай, Саманта, а после, так и быть, возьмем тебе ёлку в тот хлев, что ты теперь зовешь своим домом.
Общежитие — лучшее место, где он очутился с тех пор, как мама погибла в устроенном демоном страшном пожаре. Но Сэму не хочется спорить, потому что Дин носится вдоль торговых рядов ошпаренным зайцем, сует нос в коробки, выбирая пирог. Он у него уже измазан взбитыми сливками и желтоватой пудрой присыпан. Неплохо оттеняет веснушки.
— Возьмем сразу все? Ну… я имею ввиду, по кусочку?
— Серьезно? Ты лучший!
Не то, чтобы Дину Винчестеру требовалось разрешение, но после этих слов он исчезает куда-то на пару десятков секунд и возвращается с огромной коробкой, в которую сгружает любимое лакомство — кусок за куском.
Девчонки шепчутся, умиляясь. Им нравятся сладкоежки. А у Дина ко всему сейчас такое лицо, как будто сбылось что-то такое, о чем Винчестер не смел и мечтать. Вернее мечтал, но один и очень тихо, в закрытой кладовке, зажмурившись, чтоб не подслушал никто.
— Приятель… твой брат точно съест это все? — Брэди выныривает с соседнего ряда, на нем — забавный красный колпак и расшитый зеленым жилет, как у эльфа — помощника Санты.
— Ты не знаешь способностей Дина. Слушай… — Сэм отводит друга в сторонку, но Дин слишком занят, выбирая кусок вишневого пирога посочней. — Вы могли бы сегодня с Луисом?.. — мнется. — Знаю, что о многом прошу.
Тот усмехается понимающе.
— Ладно. Думаешь, я не понял? Воссоединение семьи. Круто, что твой брат все же принял твой выбор и приехал, чтобы провести с тобой Рождество.
— Мы каждый год, сколько я себя помню, в этот день были вместе. Он и я. Мы вдвоем. Отец… все время был занят работой.
— Чувак, я щас типа расплачусь. Вперед. Не забудьте купить ёлку и… ну не знаю. Пива хотя бы ко всей этой всячине, которую он умудрился набрать. Дом в вашем распоряжении. Не лопните только. И морды не набейте друг другу. Это все-таки Рождество.
— Дружище — ты лучший!
— А то я не знаю. Бывай!
Сэм смотрит вслед другу, когда руки брата ложатся на плечи. Дыхание жжет шею. Ему хорошо. Впервые за много месяцев в ямке под ребрами не ноет и не болит, не тянет все время куда-то магнитом.