“Разрядка. Охренительный трах”, — подсказывает некогда любимейший из ангелов Бога.
— Пошел ты, — бросает Сэм беззлобно ему, на самом деле уже горя предвкушением.
— Ты с кем там? — Выныривает Дин почему-то из гаража,
— Сам с собой, не обращай внимания. Я уже скоро.
Он сам себе не простит, если похерит такой потрясающий шанс.
Уехать только вдвоем к реке или озеру, развести костер и поставить палатку. Варить на огне нехитрый ужин, запивать его пивом или чаем из трав. Валяться на спальнике, закидывая руки и ноги — один на другого. Ночью пересчитывать звезды, виднеющиеся сквозь редеющую листву. Слушать писк комаров и уханье сов. Ловить рыбу на завтрак. Варить Дину кофе с привкусом дыма и частичками листьев, золы. Целоваться до лопнувших губ, ласкать друг друга лениво, не опасаясь, что в любую минуту где-то рядом появится Кас, мама на минутку заглянет или незваным гостем заявится Кроули. То лето любви Сэм им все еще не забыл…
Он очнется от теплых рук, скользнувших по животу, от мягких губ, вдруг ткнувшихся в шею.
— Эй… ты чего?
— У тебя такая улыбка… — Дин замешкается, подыскивая верное слово. — Уютная знаешь, мягкая. Счастливая что ли.
— Потому что я сейчас очень счастлив, братишка.
И обнимет в ответ, к себе привлекая.
Это очень трепетно и очень сопливо. Это что-то огромное, что изнутри распирает, до конца не помещаясь в груди.
— Пошли. До наступления ночи хорошо бы проехать миль сорок. Как думаешь, лодку возьмем? Я нашел в гараже. Можно привязать ее к крыше.
— Возьмем.
Сэм уже представляет, как они будут любить в ней друг друга посреди неподвижной озерной глади в первых бледных лучах разгорающегося утра. И губы брата будут на вкус как роса. А касания — как пробуждение, перерождение.
В дорогу отправятся в лучах заходящего солнца. Старый добрый грохочущий рок заполнит салон. Дин врубит свою любимую пеню погромче, барабаня пальцами по рулю в такт мелодии и подпевая. Сэм с полуслова подхватит, опуская руку ему на колено.
Снова пропадая в нем с головой. Выныривая на поверхность лишь для того, чтобы глотнуть кислорода и вновь уйти в глубину. Вместе с ним.
========== 8. Луиза и Тельма ==========
Комментарий к 8. Луиза и Тельма
иллюстрация: https://clck.ru/ShMKo
— Хэй, ну же, скажи, почему ты терпеть не можешь Хэллоуин? Это потому, что как-то я съел у тебя все конфеты? Или потому что наша жизнь — и без того круглосуточный ужастик нон-стоп, никаких марафонов не надо? Может быть, отец виноват?
Дин всматривается в брата пытливо, он на самом деле хотел бы понять, только Сэмми опять пытается отвертеться. Как уж на сковородке елозит. Сэм краснеет, как будто ему снова пятнадцать, и Дин застукал его в ванной за не очень приличным занятием. Сэм как-то очень слитно и непонятно бубнит:
— Былаисторияоднавшестомклассе…
И начинает что-то нести про тот год в Бисмарке и девчонку Андреа, про Хэллоуин и игру в ловлю яблок зубами, про позор, от которого младший Винчестер сбежал в темный лес и сидел, пока старший там его не нашел.
Дин, что всегда безошибочно отыскивал дорогу к нему. Каждый раз. Как по магниту под кожей. Дин обещает:
— Следующий праздник мы отпразднуем, как положено. Наденем парные костюмы. Бэтмен и Робин, как тебе? Нет? Бёрт и Эрни! Хотя нет, это стремно. О, Рокки и Бульвинкль (на этой фразе, наверное, где-то там, за пределом всего, где бы он ни был сейчас, Кроули по достоинству оценил эту тонкую шутку). Шэгги и Скуби. Снова не то? Тогда Тёрнер и Хуч? Рен и Стимпи. Я знаю! Тельма и Луиза — сели в машину и вперед. Только вдвоем.
Сэм косится на него, как на больного, но… что-то там, у зрачков… такие яркие искры дают брату понять, что идея пришлась по душе, что на самом деле его зацепила.
*
Утром 31 октября не успевший до конца проснуться Дин босиком шлепает на кухню, почесывая пузо (надо заметить, не такое гладенькое, как у его персонального дельфина). Залезает в холодильник по пояс, выискивая там бог весть что.
— Чего там гремишь? Вылезай. Я сварил тебе кофе, а твой любимый омлет с беконом уже на столе. Давай быстрее, а то остывает.
Голос Сэма, который вроде как еще должен спать (Дин спросонок не догадался проверить, из постели выбрался, а глаза как следует не продрал), раздается над ухом, и Дин, подпрыгнув от неожиданности, врезается головой в стеклянную полку.
— Ох… блять…
— Напугал? Извини. Я встал часов в шесть, не спалось, ну вот и… решил приготовить. — Сэм смущенно косится на накрытый к завтраку стол и, кажется, что-то загораживает собой.
Пытается спрятать?
— Так. — Дин не любит тайн и сюрпризов. Его опыт говорит об одном — от подобного непременно жди какой-то подлянки. Отодвигает братишку. Нет, прав был Кроули, все же лосяра, уже не поднимешь с легкостью, переставив в сторону, как какой-нибудь шкаф. А столько раз проделывал этот фокус в их детстве. — Что это у тебя? Ого… ты серьезно?
Сэм краснеет опять:
— Г-говорю же тебе, н-не спалось. — И трет на подбородке колючую щетину. Он обрастает так быстро. А Дин потом весь в царапинах ходит, как будто дрался с гигантским ежом или ожившим кустом чертополоха.
Не спалось ему, как же, а кто до утра в комнате старшего брата вытворял такое, что позавидовал бы чемпион мира по гимнастике или призер Олимпийских игр? Дин был уверен, что после такого Сэм до полудня продрыхнет, а тот, получается, глаз совсем не сомкнул.
Может быть, всему причиной Хэллоуин, будь он неладен? Ведь Сэмми всю свою жизнь его ненавидит.
Дин говорит осторожно:
— Ну, хочешь мы?.. — и замолкает, не закончив, потому что вдруг видит то, что так старательно прятал его младший брат. Стол, задвинутый в угол и застеленный прошлонедельной газетой. Стол с тыквами самых разных размеров, одна из которой — с наполовину законченной рожицей. Удивительно озорной. — Вау. Ты это серьезно? Сэмми, да это талант.
Сэм пятерней чешет затылок и выглядит максимально смущенным. Его хочется затискать прямо сейчас. Его хочется на стол посадить и раздвинуть длинные ноги. Его… с ним хочется — попросту все.
Дин прочищает пересохшее горло.
Сэм лепечет, оправдываясь. Нет, ну прямо пацан:
— Я подумал, и правда ведь хватит, что за нелепая неприязнь. Решил — украшу к празднику бункер. Правда, чуть не успел.
У Дина рвутся внутри провода, соединения, и к чертям замыкает нейроны. Он (почему-то вдруг) шепчет:
— Я тебе помогу?
Его Сэмми — настоящее солнце. Улыбка от уха до уха и светится весь. Он — и есть настоящий праздник для Дина, а все остальное — вторично.
— Конечно. Будет здорово. Но только сначала давай поедим.
— Я только за, — и трет урчащее от голода пузо. Не гладенькое, не-а. Он ведь не Сэм.
Они съедают вкусный завтрак в каком-то очень уютном молчании. Дин пару раз ловит на себе непонятные, задумчивые взгляды младшего брата. Не пытается, думать, потому ему хо-ро-шо, потому что вот в этом мгновении он остался бы навсегда. С ним вдвоем. Без Каса даже, без Джека, без мамы, без новых Чарли и Бобби. У каждого из них — своя, новая жизнь. У каждого есть кто-то или что-то еще. А братья есть друг у друга.
— Ты какой-то задумчивый. Решил уже, как проведем этот день? Что насчет парных костюмов? Луиза и Тельма… Ты, я и Детка, и — в путь.
— Ты точно решил?
— А ты не этого хотел? Приключений.
— Окей. Но только если ты сбреешь с лица эту наждачку. — Дин тянется через стол и руку прижимает к щеке, и в глазах его столько нерастраченной нежности. Там глубина, там признание в чем-то, что сильней и важней, чем любовь. В чем-то, что двоих связало прочнее самого нерушимого из заклятий.
— Договорились.
Они целуются прямо здесь, не замечая, как валится на пол посуда, как разбиваются кружки, и по полу разлетаются остатки еды. Они ничего не замечают. Только друг друга.
Позже, когда чуть угомонятся и приберут учиненный разгром, они доделают общими усилиями тыквенных Джеков и найдут в необъятных кладовых подходящие случаю костюмы.