– Ты для своих лет жутко глупый, главный секретарь Почитателя не может быть неучем!
– Я не неуч! – возразил было Нуд, но, встретив строгий взгляд, решил не спорить.
Все разбрелись по делам. Нуд направился чистить клетку крыса, благо, там крыса не было – его хвост торчал из-под дивана, а Вильгельм – разобрался в просроченных отчетах, просрочившихся из-за того, потому что в последнее время Эльгендорф обленился настолько, что даже не отправил запрос в Академию, выкурил пару сигарет, полистал какой-то журнал, разложил книги, которые прежде валялись на столе, побродил по комнате, выпил несколько кружек кофе, вытер пыль на полках и даже полежал на ковре. Он был почти готов взяться за то самое письмо, но в дверь позвонили.
Два амбала, будто бы сбежавших с ринга, притащили мебель и сиденье. Вильгельм заплатил за доставку, отдав последнюю наличку из кошелька. Сборщики странно покосились на Эльгендорфа, не одобрив его внешний вид, но послушно отправились обустраивать маленькую комнату. Деньги все-таки иногда могли заткнуть рот даже самым крикливым людям.
«Дорого мне обходится этот сынок», – хмыкнул Вильгельм, примерно вспомнив, какая пачка купюр лежала в сумке до похода в магазин. Он не очень-то беспокоился, деньги его совершенно не интересовали, но наблюдать за людскими финансами интересно.
Когда все было готово, Вильгельм, прежде сидевший на кухне с очередной чашкой кофе и морально готовившийся к прочтению письма, зашел в комнату в шикарном шелковом халате цвета самой мрачной ночи и даже улыбнулся. Комната с желтыми обоями, салатовой кроваткой, шкафом, столом и стульчиком, ковром в форме бабочки на полу казалась вполне себе милой, пусть и безвкусной. Будто у него и в самом деле появился игрушечный ребенок, что совсем не радовало. В любом случае лучше, чем прежняя пустая кладовка с паутиной на потолке.
– Надеюсь, он не будет гадить по углам, – пробубнил Вильгельм с опаской.
Когда амбалы ушли, бросив последние оценивающие взгляды, Вильгельм позвал карлика, и тот примчался на своих кривых ножках с таким грохотом, будто был слоненком. После пяти секунд созерцания своего жилища Нуд радостно взвизгнул и бросился на мягкое покрывало.
Вильгельм, осыпаемый благодарностями, поскорее устремился на кухню, чтобы наконец-то, с чувством выполненного долга, начать работать. Нуда он оставил с игрушками и книжками. О работе ему было говорить бесполезно – карлик, счастливо повизгивая, резвился в новой комнате и не собирался заниматься ничем, кроме собственного увеселения.
Вильгельм даже забыл, когда в последний раз был таким благородным и… добрым? Существом с большим сердцем? Когда он делал доброе дело? В восьмидесятых годах прошлого века?
Конверт лежал на окне, уже немного скрутившийся от взаимодействия с солнечным светом. Вильгельм долго смотрел на него с опаской, прижимая чашку с уже остывшим кофе к груди и пытаясь догадаться, что же там написано. Однако плотный конверт совершенно не желал являть своих секретов, поэтому Почитатель, с великим нежеланием отставив кружку в сторону и зажмурившись так, что перед глазами заплясали малиновые пчелы на черном фоне, взял его и понес в кабинет – единственную комнату, в которой сделал полноценный ремонт после аренды.
Оформлена комната в лучших традициях Эльгендорфа, в темно-синих тонах. Все стены заставлены шкафами, особое место на полке одного из них занимала любимая книга – «Пути частиц или становление Наплетикуса», в кожаной обложке с голографическими буквами. У окна стоял мягкий диван с подлокотниками и подстаканниками, в углу – глобус, внутри которого хранились запасы спиртного из дома на Шаттле, а в центре комнаты величаво развалился огромный дубовый стол с множеством ящичков, в которых столько всего понапихано, что и сам хозяин макулатуры вряд ли мог перечислить, что там спрятал. На потолке – люстра из девяти планет, вращающихся вокруг Солнца, специально для удобства хозяина.
– Так, ну, посмотрим, – вздохнул Вильгельм, усевшись за стол. Он достал из ящичка серебряный ножик и, слегка порезав палец, накапал на печать несколько плазмы, измененная для людей в кровь, думая о том, как же Альянс любил представления, что даже чтение секретных писем превращал в миниатюру. Бумага, созданная так, чтобы как можно больше походить на ту, которой пользовались люди на Земле, разъехалась и открыла конверт с письмом.
Вильгельм закрыл глаза, досчитал до десяти и вытащил записку из конверта. Делал он это просто так, успокоиться, хотя это никогда не помогало.
Почерк ему знаком. Крупный, с закорючками, да такими, что, не знай, как читается буква или символ, – никогда в жизни не догадаешься, что значит клякса или кружок. Язык Единого Космического Государства нельзя назвать красивым, хотя, безусловно, никто из жителей не сказал бы такого. Он был иногда мелодичен, гласных и согласных букв в их алфавите было предостаточно, чтобы создать множество длинных и коротких звуков, а письменная речь пестрела высокопарными выражениями, которыми часто общались даже в повседневной жизни. Письма, несмотря не техническое обеспечение, для каждого Почитателя всегда писались вручную на том материале, который можно было бы без проблем найти на его Планете, в компании нескольких лиц, по очереди диктовавших ту или иную фразу, а подписывались лишь одним, так что понять, кто же видел эту писанину, невозможно. От понимания этого Вильгельму в миг поплохело. Впрочем, после прочтения он убедился – о содержании письма определенно знал уже весь Альянс, в этом не было никаких сомнений.