— Что это делается с Яном? — спрашивают приятели.
— А нечистый его знает! Может быть нездоров!
— Он? Дай Бог, чтобы мои лошади были всегда так здоровы!
— Должно быть, беспокоит его та девушка, которая, говорят, сошла с ума из любви к нему. Вероятно, вы знаете о ней; я ее видел, — хорошенькая.
— Обезумела! Смотрите каково! Но он иногда слишком далеко простирает шутки. Знаете, он меня один раз травил борзыми.
— Думал, что ты лисица и не очень ошибся.
— Не достает ему только хвоста.
— Но довольно… Вы же меня и преследуете, о Аристиды!
— Что за ученость такая!
— Взгляните, как Ян особенно смотрит — это не его обыкновенный взгляд.
Приблизился Ян. Беседующие умолкли.
— Поедем! — сказал он. — Прикажу вам седлать лошадей, захватить гончих, взять борзых из своры.
— Как же, по посевам?
— Что вам до этого! Найдем облоги; а пойдет заяц в рожь, то и мы за ним.
— Сумасшествие!
— Да что вам за дело! Приказание было отдано.
В это время от старухи матери, которая уже знала, что собираются на охоту, пришла горничная напомнить, что завтра большой праздник.
— Оставь меня, Настя, в покое.
— Сами пани просит.
Ян задумался на минуту, и когда его приятели окружили Настю, он побежал к матери.
Старуха вышла навстречу своему редкому гостю и, целуя его в голову, сказала:
— Сегодня у нас торжественный праздник.
— После обеда, милая мама.
— Если непременно желаете охотиться, то отчего бы не завтра?
— Для меня все равно, сегодня или завтра, но гости хотят ехать сегодня.
— Ну, Бог с ними! Пускай себе едут; дай лошадей и собак, а сам останься. Пришел бы к матери посидеть часок вместе. Я ведь тебя так редко вижу.
— Было бы невежливо отпустить одних гостей, милая мама. Старушка замолчала.
— А притом, — прибавила, улыбаясь, панна Текла, — по латинскому календарю сегодня нет праздника.
— Если уж непременно хочешь…
— О, мне все равно, я только хотел бы проветриться: голова что-то болит немного.
— Может быть поможет одеколон, или погреть голову?..
— Нет, нужны только свежий воздух и движение. Благодарю вас, мама.
И он поцеловал мать в руку, а она его в лоб и по обычаю перекрестила. Невольно, безотчетно навернулись слезы на глазах у Яна; он снова поцеловал дрожащую руку старушки и вышел.
На дворе стояли уже кони, порывались собаки, а молодежь пробовала верховых, делая вольты. Один преследовал галопом вокруг двора Настю, которая кричала от испуга.
Яну подвели карего; он вскочил на него и впереди целой толпы пустился, что было сил, куда глаза глядят. Старуха стояла у окна, долго крестила сына и говорила панне Текле:
— Как бы чего не случилось!..
Опережая друг друга, шумя, настегивая лошадей, перепрыгивая плотни и канавы, летела молодежь в поля, а полями к лесам, на опушке которых надо было становиться, начиная охоту, чтобы пересечь зверю в бор дорогу.
Только что начинали расстанавливаться, как Ян, оставшийся один в ожидании опоздавших, услышал шелест в ближайших кустарниках.
В трех шагах стоял Бартош с блистающими глазами, почти упирая в него ружье со взведенным курком.
— Ни с места! Только ускоришь смерть себе, — сказал старик насмешливо. — Ну, молись, даю тебе минуту, пока не приблизились охотники.
Ян побледнел, дрожь пробежала по нем. Он догадался, кто стоял перед ним. Слишком гордый, чтобы даже в присутствии смерти показать боязнь, он машинально искал оружия, но оружия не было.
— Поручай же поскорее Богу душу, если она есть у тебя.
— Чего же ты хочешь?
— Я? Твоей крови!
— За что?
— Не знаешь? Омыть пятно, которое ношу, утолить жажду, которая томит меня. Ты отнял у меня дочь, я отнимаю у тебя жизнь.
— Я не отнимал у тебя дочери.
— Только оставил мне ее опозоренную.
— Я награжу.
— Может быть женишься?
Старик засмеялся ужасно. Ян молчал.
— Чего же ты хочешь? — спросил он, наконец.
— Твоей крови! Молись! Мне некогда, — охотники приближаются. В это время раздался громкий выстрел, и близко уже подъехавший охотник закричал:
— Что за болван выстрелил? Оглянулся и одеревенел.
В нескольких десятков шагов от него облачко синего дыма уносилось над местом, где был Ян; верховой карий конь, подняв хвост, летел без седока, подпрыгивая по полю. Ян лежал на земле с простреленной грудью; кровь лилась из открытых уст его, голубые глаза смотрели бесчувственно вокруг, бессильная рука поминутно хваталась за сердце.
В эту минуту все его окружили.