Данте качает головой, присоединяясь ко мне в ванной.
— Знаешь, как детский психолог, это чертовски душераздирающе — не знать, как помочь собственному ребенку, — говорит он мне тихим тоном, его голос трещит.
Я обхватываю его щеки ладонями, поднимаю его темные глаза, чтобы встретиться со своими.
— Ты фантастический отец, Данте, самый лучший, насколько я могу судить, но ты не хуже меня знаешь, что нельзя давить на него, чтобы он открылся.
Я убираю руки с его лица, и в тот же миг его голова опускается, он качает ею взад-вперед, изнемогая.
— Я знаю, но он просто не хочет ни с кем разговаривать. Он вечно на что-то злится, срывается на Бенни, когда тот делает что-то, по его мнению, неправильное, и у него все эти гребаные ритуалы. Мы вечно не можем выйти из этого чертова дома, потому что он занят тем, что перепроверяет всякую хрень в своей комнате. Я действительно думаю, что у него ОКР9, но когда я водил его к детским психиатрам и психотерапевтам, он молчит. Он просто сидит и смотрит на них, пока они наконец не разрешат ему уйти.
Мое сердце болит за него и Ариэль. Я знаю, что это тяготит его, и они не хотят, чтобы это отразилось на Бенни или Лили, когда она подрастет. Я прислоняюсь спиной к раковине и хватаюсь руками за ее край.
— Я не знаю, Данте. У меня никогда не было детей, хотя, когда вас троих только привезли сюда, это тоже не было сплошными бабочками и розами.
Когда у мамы диагностировали рассеянный склероз, было много неясностей по поводу того, можно ли ей иметь детей. Теперь мы знаем, что все зависит от конкретного случая, но в любом случае они хотели усыновить ребенка.
И вот через несколько лет после рождения Луки с ними наконец связалось одно из агентств по усыновлению, в которое они обратились, и выяснилось, что в одной семье есть трое детей, которых нельзя разлучать и которым срочно нужен дом.
Данте был самым старшим из них и всего на год младше меня, ровесник Луки, которому на тот момент было четыре года. Джанни было два, а Чарли была самой маленькой из всех. Ей было всего девять месяцев, когда произошло усыновление, и все они переехали к нам на Рождество.
Прошло немало времени, прежде чем мы прошли все проверки дома и были оформлены документы на усыновление, но мы провели это первое Рождество вместе, ориентируясь на новизну всего этого. Для всех нас это были очень большие перемены. Мне было всего пять лет, поэтому я в общих чертах понимала, что происходит, но мало что понимала, кроме того, что теперь с нами живут трое незнакомцев примерно моего возраста.
Данте, Джанни и Чарли были отданы на усыновление, когда их родители ехали домой с праздничной вечеринки и пьяный водитель свернул на их полосу. Нам сказали, что они погибли от удара, когда их выбросило с дороги в густой лес.
То, как мы стали семьей, определенно не вызывает теплых чувств, но я искренне чувствую, что их прислали нам их родители. Оказалось, что они наполовину итальянцы, поэтому их имена так хорошо сочетаются с нашими.
К сожалению, у них не было близких родственников, которые могли бы позволить себе приютить троих маленьких детей, и все они посчитали, что не стоит их разлучать. Они поддерживают связь с семьей, которая у них есть в этом районе, и мы каждый год вместе празднуем Рождество. Несколько их тетушек и дядюшек — евреи, поэтому мы объединили Рождество и Хануку и празднуем их одновременно, так что мы стали одной большой, смешанной семьей.
Данте простонал: — Это уж точно. Чарли не переставал плакать, Джи была подавленной, и, честно говоря, я не думаю, что там что-то изменилось, а я был просто зол на весь мир. Я не хочу этого для своего сына. Я сделал все, что мог, чтобы помочь ему, но должно же быть хоть что-то. Должно быть, я упускаю какую-то ключевую вещь.
Он проводит рукой по своим черным волосам, вырывая их с корнем, и выдыхает разочарованный вздох.
Мы слышим стук в дверь.
— Идемте, вы двое. Мама говорит, что у нее сахар в крови падает, и чтобы вы спускались вниз, пока она не потеряла сознание, — зовет Чарли.
— Иду, — кричу я через дверь и жду, пока не услышу, как она спускается по лестнице. Хватаю Данте за плечо и ободряюще сжимаю его.
— Мы поговорим об этом позже, — говорю я ему, и он кивает, выпрямляя позвоночник и выходя из ванной.
Мы спускаемся на кухню и видим, что все уже сидят за столом. Поскольку нас так много, в центре столовой стоит длинный стол из темного дерева, рассчитанный на двенадцать человек, а рядом с ним — детский столик. Мама сидит во главе стола, папа — слева от нее. Справа от нее сижу я, рядом со мной — Данте с женой, рядом с ним — Чарли с женой, Лука со своей новой подружкой Тиффани сидит рядом с папой, а напротив Чарли и Роуз — Джанни со своим лучшим другом.