— Сегодня у меня первый день условного наказания, — сказала Варя. — А что такое условное наказание, Игорь? Как это понять — десять суток условно?
— Условно, Варя, — значит вести себя в эти десять дней как следует. Чтобы оправдать наказание…
— А как это «как следует»? Я все время веду себя как следует.
— Тогда еще лучше.
— Интересно! Так я и сама этого хочу — еще лучше! Кто этого не хочет — лучше!..
Колонна ушла далеко вперед, на землю опустилась ночь. В лесу стало совсем темно, дорога скорее угадывалась под ногами, нежели виделась. Только справа, над багряным перелеском, ровно светило небо.
— Как хорошо, Игорь, как хорошо! — шептала Варя. Ей явно не хватало слов, чтобы выразить свои переживания. «Что бы такое сделать хорошее, самое, самое хорошее? — думала она. — Я сейчас сделала бы все, что только можно!» Игорь пожал ей руку, и она перехватила его руку в свою, глянула ему в лицо, спросила, будто наконец нашла то, что надо было сделать хорошее:
— Игорь, ты знаешь морзе, понимаешь азбуку морзе на слух? Ну вот, если я тебе передам? Слушай, слушан, что я тебе передала? — и, не дожидаясь его ответа, стала быстро передавать, пожимая его руку: «И-г-о-р-ь… И-г-о-р-е-к…»
— Ну что, понял? Что я передала?..
Они остановились, взявшись за руки, не дыша и слыша лишь, как часто и гулко бьются их сердца.
— Ну понял? Читай еще. «И-г-о-р-ь. И-г-о-р-е-к». Понял? Понял? — тормошила его Варя.
Игорь, отличный слухач, конечно, все понимал, но, поддаваясь какому-то бессознательному чувству, отрицательно покачал головой:
— Нет, Варя, не понял.
— Ах ты какой! — с досадой сказала она и еще крепче сжала его руку. — Ну слушай лучше, слушай! — И снова четко, размеренно стала передавать: «И-г-о-р-е-к, я т-е-б-я л-ю-б-л-ю…» Понял? Понял? «Л-ю-б-л-ю, т-ы л-у-ч-ш-е, л-у-ч-ш-е в-с-е-х, л-ю-б-л-ю, л-ю-б-л-ю, л-ю-б-л-ю!» — передавала она без конца, и они стояли затаив дыхание и слушали, что она передавала. Наконец Игорь покачал головой, взял ее за руку сам:
— Теперь ты. Слушай. — Быстро передал: «Варя, хорошая моя, я все, все понимаю, милая, милая…»
Он знал, что Варя не поняла его. Знать азбуку морзе еще недостаточно для того, чтобы принимать на слух. Но она успокоилась, вздохнула, будто самое трудное миновало благополучно, пошла вперед, твердя:
— Как хорошо, Игорек! Как хорошо! Я тебя так люблю… так люблю! Хочешь, я для тебя все отдам, все! Хочешь? Я ничего не боюсь. Ты — это я. Я — это ты — вот как я тебя люблю! Ты и я, ты и я — боже, как это все хорошо! Интересно, слышат ли нас сейчас деревья, слышат ли звезды? Неужели не слышат?
Игорь не верил своим ушам, он боялся сказать слово, чтобы не спугнуть ее. Его поразило не это признание в любви, такое отважное, не это еще более отважное «если хочешь, все отдам тебе», а то, как тут же, произнеся эти слова, она забыла их, заговорила о деревьях и звездах. Значит, она не только любила его, но и верила ему. Эта вера, чистая, наивная, безграничная, и была самым поразительным в Варе, во всем ее объяснении.
Они шли плечо в плечо молча, потрясенные тем, что было высказано и узнано. Над лесом, прямо над дорогой, поверх сосен, впереди, поднялась луна, красная, огромная. Игорь посмотрел на Варю и увидел, каким светлым, золотистым стало ее лицо при свете луны, с какой надеждой и ясностью светились ее глаза.
— Эх, Варя! Варя! Как только я встретил тебя? В такое время, когда все перемешалось, когда так много людей потеряли друг друга! А я — нашел! Тебя! Скоро кончится война, съездим на последнюю операцию, а там — мир, мир! Если ты после войны поедешь со мной, если ты будешь согласна быть со мной, мы с тобой устроимся где угодно, переживем все, что выпадет нам, все переживем! Мы, Варя, будем людьми. Настоящими людьми!
— Будем, будем, Игорь! — шептала она.
— Я закончу техникум, ты поступишь учиться и, кто знает, может, мы еще сделаем что-нибудь такое… Что-нибудь такое! Обязательно сделаем! Ведь народ наш, страна будут строить коммунизм. Мы с тобой, может, вместе со всеми и построим его, а?! Какими, должно быть, мы будем после этого молодчагами, Варя! Строители коммунизма, ветераны далекой войны с фашизмом — звучит, правда, ведь правда?..
— Да, да, Игорь, правда, правда…
— Верю, Варя, эта война будет последняя, да, да и пройдет годиков тридцать — сорок, окружат нас с тобой ребятишки, внуки наши, что ли, будут расспрашивать, а что это была за война и как мы добились великой победы, разгромили фашистов. Как ты ответишь на это, ну-ка, бабушка Варвара, как?
— Мы очень хотели… очень хотели… — Варе не хватало дыхания. — Мы очень хотели счастья и потому шли на смерть и умирали. Вот, вот! — В голосе у нее послышались слезы. — Люди на фронте очень хотели счастья, вашего счастья, дети, и потому умирали… когда им не хотелось умирать…
Она совсем расплакалась. Игорь обнял ее за плечи.
Сзади послышались голоса. Прижавшись друг к другу, они послушали — совсем близко хрустнула веточка.
Не успев ни о чем подумать, сбежали вниз с дороги, укрылись за густой березкой, которая даже сейчас, при свете луны, казалась золотой.
— Вернитесь, Евгений Васильевич, я одна добегу, вернитесь, — послышался голос Нади Ильиной.
С нею был Троицкий. Узнав его, Игорь прошептал:
— И она тоже хороша — опять удрала из строя!
Троицкий и Ильина остановились напротив, на пригорке, видно было, как Троицкий вскинул голову, посмотрел на луну, и на лице у него обозначились темные провалы глаз.
— Вот и опять вперед, в поход! — сказал он. — Встретимся ли после, когда все будет кончено? — И, не дожидаясь того, что скажет она, заговорил мрачно: — А кончится ли на этот раз? Может быть, недобитые фашисты вздумают все повторить еще и еще?
— Вы опять за свое, хватит, я пойду, Евгений Васильевич, — умоляла Надя.
— Знаешь, Надюша, — в голосе его зазвучала нежность, — я в последнее время об очень многом думаю, и у меня в голове все помутилось. Откуда жизнь, откуда смерть? Почему человека и человечество раздирают такие ужасные противоречия — созидание и разрушение, мир и война, мудрость и безумие? Что побеждает, куда мы идем, куда придем? Есть ли всему этому объяснение?
— Не надо, Евгений Васильевич, вернитесь…
Он продолжал задумчиво:
— А звездочки горят, горят, горят. Может быть, там тоже есть жизнь? Может, сейчас с какой-нибудь звездочки вот так же кто-то смотрит на нас? Может, они хотят прилететь к нам? Может, прилетали? Когда, зачем? — Вдруг воскликнул: — Ты слушаешь меня, Надюша? Слушай, я тебе расскажу из древнего. Из такого древнего, что помнят разве одни звезды. Слушаешь? Это было на одной из самых удивительных планет Вселенной. Видишь, может быть, вон там, на той зеленой звездочке. Называлась она Планетой Счастья! И жили там мудрые существа — законами их были разум, правда, любовь. О, мы не можем даже представить, как они жили! Но там, на Планете Счастья…
— Не надо, Ежик, не надо, — все тише уговаривала Надя.
Игорь крепко сжал руку Вари.
— Но там, на Планете Счастья, Надюша, появились несчастные существа, — все громче говорил Троицкий. — Они не признавали законов разума, правды, любви, были одержимы страстью делать друг другу зло, убивать и калечить, врать, обманывать, заниматься вероломством, ханжеством, отбивать чужих жен, завидовать чужому уму и чужому счастью, бездельничать, навязывать друг другу свой образ мыслей, сплетничать, обливать грязью друг друга и даже самих себя. Они были кровожадны, тщеславны, глупы, спесивы, подлы, привередливы. Они могли довольствоваться безумно малым, потому что большего не могли ни видеть, ни понять своим ослепленным тысячами пороков умом. Причем они быстро плодились и грозили благополучию Планеты Счастья. И тогда…
— Не надо, Ежик, не надо. Мне страшно…
— И тогда, Надюша, обитатели этой Планеты, несмотря на всю свою доброту, решили во имя общего благоденствия избавиться от недостойных. Эти великие и мудрые существа не могли взять на свою совесть грех уничтожения. Они погрузили несчастных на огромный корабль, этакий космический ковчег, и отвезли на далекую и холодную планету для исправления. Они, небожители, сказали при этом: «Вот вам отдельная планета, на ней можно жить только трудом и заботами, даем вам миллион лет на исправление. Живите, трудитесь, плодитесь — и избавляйтесь от своих пороков. Ровно через миллион лет мы заглянем сюда, и, если вы вняли голосу разума, трудом и терпением преодолели свои пороки, мы простим вас и снова возьмем с собой на Планету Счастья, если захотите. Но вы и сами не захотите, потому что, если вы будете жить по законам разума, правды, любви, вы и свою маленькую холодную планету можете сделать Планетой Счастья. Если же пройдет миллион лет и вы не исправитесь, не освободитесь от своих пороков, тогда пеняйте на себя, мы дадим вам еще и еще миллион лет на исправление — и так будет продолжаться, пока вы не будете достойными жить по законам разума, правды, любви»… Эти несчастные были люди, Надя, а маленькая холодная планета — наша земля…