Почти.
Потому как чем дольше я смотрела на Юлиана, расположившегося на кровати по другую сторону подноса с пустыми тарелками, тем отчетливее понимала, чего еще мне не хватало для полного и всеобъемлющего счастья.
Не все ж должно доставаться исключительно котам неблагодарным.
Взяв поднос, я перенесла его на столик и нарочито неспешно направилась обратно к постели.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо осведомился еще не подозревающий о моих грязных намерениях мужчина.
— Уже лучше, благодарю, — я потянула за пояс, развязывая слабый узел. — Но я совсем не возражаю против десерта…
Легкое движение и халат упал на пол. Юлиан аж выпрямился, уставился на меня, словно мне вздумалось раздеться в общественном месте, на глазах кучи зевак.
— Лиссет…
— Тебе не хочется десерта? — улыбнувшись провокационно, я оседлала мужские колени и принялась расстегивать пуговицы на рубашке, радуясь, что хотя бы куртку Юлиан снял сразу.
— Лиссет, — мои шустрые рученьки были перехвачены за запястья и отведены в сторону.
— Что? — я попыталась поцеловать несговорчивого мага, но тот отстранился.
— Я не хочу пользоваться твоим состоянием…
— Сколь помню, ты им один раз уже пользовался и не жаловался, — в конце концов, целовать можно не только губы.
Шею, например. Несильно прикусить мочку уха. И прижаться потеснее — мужские тела, они такие, предают зачастую побыстрее женского.
— Я был немного пьян… — изменившееся дыхание подсказало — процесс пошел. И упирается сейчас Юлиан скорее в силу воспитания, нежели потому, что действительно не хочет мной пользоваться.
Тем более я-то не против, я очень даже за и соображаю сегодня куда лучше, чем той приснопамятной ночью.
— Немного? — подняла голову, встретила пристальный, напряженный взгляд и в следующее мгновение Юлиан впился в мои губы жадным поцелуем.
И зачем, спрашивается, ломался, будто девица трепетная?
Правда, запястья отпустил не сразу, вынуждая выгибаться и прижиматься всем телом. Нерасстегнутые пуговицы неприятно врезались в кожу, я вдруг почувствовала себя змеей, обвивающейся вокруг жертвы, стискивающей ее в тугих кольцах, да и нетерпеливый, грубоватый поцелуй оказался несколько далек от куда более нежных поцелуев Эрина. Даже удивительно, мне отчего-то думалось, что будет наоборот… или это просто я под такое настроение попадала?
Впрочем, наши с Юлианом сегодняшние настроения вполне совпадали.
Наконец хватка на запястьях разжалась, и я, пользуясь свободой, попыталась вернуться к прерванному занятию. Ладони прогулялись хаотично по моему телу, от бедер до груди и обратно, пальцы скользнули между разведенных ног, срывая короткий стон. Сосредотачиваться на пуговицах стало труднее, по телу словно разряд тока пустили. Бросив расстегивание, я вцепилась в мужские плечи, чуть прогнулась, подаваясь бедрами навстречу, отмечая из-под полуопущенных ресниц, как внимательно, с почти исследовательским интересом Юлиан наблюдает за выражением моего лица. А есть у них кое-что общее, ох, есть!
Ну да у всех свои излюбленные фетиши.
— Возможно, много, — он обхватил меня свободной рукой за талию, притянул ближе к себе.
— Зато сегодня все трезвые, — выдохнула я, желая большего и хорошо бы немедленно.
— Лиссет, твое состояние… — завел старую песенку Юлиан.
Но руку, гад такой, не убрал, продолжая ласкать с недавней раздражающей неспешностью Эрина, и в обжигающем взгляде что-то маловато беспокойства о моем состоянии. Точнее, доля беспокойства там имелась, однако явно не о моей гипотетической вменяемости.
Еще один садист латентный на мою голову. Или они таки сговорились?
— В моем состоянии нужно снять стресс… и данный способ даже полезнее для здоровья… по крайней мере, для здоровья оборотня… — в отместку я, слегка надавливая, провела ноготками по груди в расстегнутой наполовину рубашке, затем опустила руку ниже, на неоспоримое доказательство совпадений наших желаний.
Вновь провела и поднялась выше, к застежке на брюках. Внезапно Юлиан перевернул меня, опрокидывая спиной на одеяло, прижал своим телом к матрасу, поцеловал столь же настойчиво, как и в первый раз, вызывая во мне какой-то безумный восторг, стремление отвечать нетерпеливо, мять рубашку в попытке наконец-то избавиться от мешающейся ткани. Покрыл короткими жалящими поцелуями шею, плечи, грудь, выпрямился и начал раздеваться. Одежду он даже не снимал — сдирал резкими, рваными движениями, рискуя превратить всю экипировку в кучу бесполезных лоскутов. Я перебралась поближе к подушке, устроилась поудобнее, с готовностью обняла обнаженное мужское тело руками и ногами, когда Юлиан навис надо мной, загораживая верхний свет. Поймала свое отражение в серых глазах под пушистыми ресницами — определенно, мужчине неприлично иметь настолько длинные густые ресницы, — прижалась. Юлиан вошел, как и целовал до того, — резко, грубовато, и каждое следующее его движение вкупе с нарастающим темпом мягче не становилось.