<...> состояния», даже и тогда, когда он «уже был вне опасности» (Т. 8. С. 434). Глубоко верующий писатель, возревновавший о нравственном совершенствовании ради стяжания Духа Святого, болеющий о России, обратил к читателям свои религиозно-нравственные и политические мысли. "Это до сих пор моя единственная дельная книга," - пишет он Плетневу. Милость Божия в дни написания "Переписки" была очевидна Гоголю: "Вдруг остановились самые тяжкие недуги, вдруг отклонились все помешательства в работе, и продолжалось все это до тех пор, покуда не кончилась последняя строка труда". И еще: "...я действовал твердо во имя Бога, когда составлял мою книгу, во славу Его святого имени взял перо, а потому и расступились перед мною все преграды..." Профессор Иван Михайлович Андреев, преподаватель Свято-Троицкой Духовной семинарии в Джорданвилле, назвал «Переписку» самой искренней книгой в русской литературе. Исследователь творчества Гоголя Константин Васильевич Мочульский подчеркнул, что в этой книге Гоголь создал стройную и полную систему религиозно-нравственного мировоззрения, отрицать значительности которой нельзя. Создал систему, основанную не только на собственном душевном опыте, но на опыте духовном. Так, в архивах Киева и Москвы хранятся пространные, объемные выписки Гоголя из трудов Отцов Церкви, впервые изданные в свет только в 1994 году (Н.В. Гоголь, Собрание сочинений в девяти томах. Москва, «Русская книга», том 8. Составление В.А. Воропаева и И.А. Виноградова). Цитаты из Отцов Церкви и мысли их можно часто встретить в творениях Гоголя, в том числе и в его художественных произведениях (так, например, лирические зарисовки во втором томе «Мертвых душ» повторяют порой описание Рая Богодухновенными Отцами). Мочульский писал, что Гоголю было «суждено круто повернуть всю русскую литературу от эстетики к религии, сдвинуть ее с пути Пушкина на путь Достоевского». И далее: «Все черты, характеризующие великую русскую литературу, ставшую мировой, были намечены Гоголем: ее религиозно-нравственный строй, ее гражданственность и общественность, ее боевой и практический характер, ее пророческий пафос и мессианство. С Гоголя начинается широкая дорога, мировые просторы. Сила Гоголя была так велика, что ему удалось сделать невероятное: превратить пушкинскую эпоху нашей словесности в эпизод, к которому возврата нет и быть не может. <...> он разбил гармонию классицизма, нарушил эстетическое равновесие, чудом достигнутое Пушкиным, все смешал, спутал, замутил; подхватил вихрем русскую литературу и помчал ее к неведомым далям. <...> Без Гоголя, быть может, было бы равновесие, антология, благополучие; безконечно длящийся Майков, а за ним безплодие; после Гоголя - полное неблагополучие, мировой размах и мировая слава». Гоголь был ортодоксально верующим человеком, следовательно - реалистом. Направление, им воплощенное в литературе, дабы не путать с безбожным, нигилистическим, ограниченно-искаженным «реализмом», можно назвать мистическим, неотмирным реализмом, хотя именно оно и является подлинным реализмом, верно отражающим реалии сотворенного мира. Неприятие этой православной основы христианского мировоззрения Гоголя приведет к невозможности следования за ним, к собственному мнению читателя и критика, которое, как известно, есть начало прелести. Да не прельстится читатель Гоголя, да последует путем Отцов Церкви, путем великих, возлюбленных Господом святых Его, путем, которым шел сам Гоголь. Архиепископ Иннокентий (Борисов), хорошо знавший Гоголя, писал о нем: «Помню и уважаю его, а люблю по-прежнему. <...> Голос его нужен, для молодежи особенно». Сдержанно воспринял «Переписку» настоятель Троице-Сергиевой пустыни близ Петербурга архимандрит Игнатий (Брянчанинов), почитаемый ныне Церковью во святителях: «...она издает из себя и свет и тьму». Гоголь согласился смиренно с отцом Игнатием, но заметил, что «нужно быть глубокому душеведцу, нужно почувствовать и услышать страданье той половины современного человечества, с которую даже не имеет и случая сойтись монах». Гоголь говорил о сущих во тьме, которые «не ходят в Церковь». И, например, душевные размышления и волнения от театральных представлений - несомненно - могут принести им пользу, в то время как воцерковленные верующие в театре уже не нуждаются, театр может послужить им в развлечение и соблазн. Думается, не стоит преувеличивать расхождение во взглядах у святителя Игнатия и Гоголя на некоторые мирские предметы: забота о просвещении Божием России была у них общая. "Переписка" Гоголя и чада погибели Надо сказать, что "Переписка" была крайне враждебно встречена богоборцами, основу которых составляли иноверцы и инородцы. Белинский назвал труд о Боге Гоголя гнусной книгой, вызывающей у него негодование и бешенство. Мы не будем говорить сейчас о нынешних "гоголеведах" в духе Белинского. Гоголя огорчило нехристианское ожесточение критика. Но Гоголь жил в сильной Православной Империи и имел опорой душе своей эту силу. Нам же, русским и православным, познавшим за сто пятьдесят лет от того величайшие государственные и личные страдания, привыкшим к унижению нашей веры и нации, труднее сохранить собственное душевное равновесие. Белинский написал: "По-вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь!