— Не вздумай махать друзьям, — предупредила Изабелла. — Если не хочешь купить картину.
Джейми сложил руки на коленях.
— Ты же не всерьез?
— Такое случалось, — ответила Изабелла, затем добавила: — Я полагаю.
Аукцион начался. Изабелла заметила, что Гай Пеплоу сидит за ними, через несколько рядов. Она улыбнулась приятелю, и Гай поднял вверх большой палец в знак удачи. Сейчас цена на колористов начала падать: триста двадцать тысяч фунтов, двести восемьдесят тысяч… Джейми присвистнул и подтолкнул Изабеллу.
— У кого есть такие деньги? — спросил он. — У галерей?
— Даже если это будет галерея, то в конце концов картина все равно достанется частному лицу, — прошептала Изабелла. — Богатым коллекционерам.
— Правда?
— Вероятно. Люди с нечестно нажитым состоянием могут купить все, что им заблагорассудится, не так ли? — При этих словах она осознала, что на самом деле не знает, что происходит с деньгами, доставшимися неправедным путем. Она философ, который размышляет о том, что следует и чего не следует делать, но может ли она судить о подобных вещах, руководствуясь исключительно личным опытом? Она ведет весьма уединенный образ жизни в Эдинбурге. Сколько плохих людей она знает на самом деле? Профессора Кристофера Дава? Профессора Леттиса? Изабелла улыбнулась при этой мысли. Если Дав скверный человек — а справедливости ради стоит в этом усомниться, — то его дурные наклонности проявляются лишь в махинациях в академических кругах и в попытках заполучить место в том или ином околонаучном комитете. И тем не менее подобные качества не кажутся верхом злодейства лишь потому, что обнаруживаются в специфическом контексте. Церковники Троллопа,[8] занимающиеся интригами, не могут прибегнуть к ножам и пистолетам — этим оружием не пользуются в их среде, — но эти люди, вероятно, ничуть не лучше, чем сицилийский мафиозо, для которого привычным оружием является пистолет, а не лживое молчание.
После того как были проданы все колористы, несколько человек встали и направились к выходу. Для них все волнующее закончилось вместе с лотами, из-за которых можно было швыряться огромными суммами. Изабелла и Джейми смотрели на картины, которыми занялся теперь аукционист, — среди них были одна-две любопытные. Нелестный портрет танцовщицы, написанный в манере Ботеро[9] русским художником, был куплен за сорок пять фунтов каким-то маленьким человечком в пальто. Картина, на которой был изображен олень на Северо-Шотландском нагорье, созданная неизвестным художником девятнадцатого века, заставила аукциониста поморщиться, что вызвало смех в зале. Это было промахом с его стороны, хотя и вполне понятным. Правда, двое покупателей, отдававших распоряжения по телефону, разумеется, не видели, как поморщился аукционист, и продолжали сражаться друг с другом за картину, взвинчивая цену.
Затем перешли к Мак-Иннесу, и Джейми легонько коснулся руки Изабеллы. Она взяла его за руку и пожала. Ее ладонь была чуть влажная. Но если бы мне пришлось покупать картину, я бы вообще трясся, подумал он.
— Нервничаешь? — спросил Джейми шепотом.
— Нет, — ответила Изабелла. И тут же добавила: — Да, конечно.
Торги начались с низкой цены. Аукционист назвал цену по поручению отсутствовавшего клиента. Изабелла включилась после четвертого предложения и назвала сумму в десять тысяч фунтов, однако покупатель, действовавший по телефону, немедленно поднял цену. Потом кто-то, находившийся в самом конце зала, назвал свою цену, и стоимость подскочила еще на тысячу. Джейми обернулся, чтобы посмотреть, кто это, но ничего не увидел из-за голов. Изабелла снова подняла карточку и добавила тысячу фунтов. Последовали переговоры по телефону и кивок — еще одна тысяча.
Цена достигла двадцати тысяч — ее назвала Изабелла. Аукционист обвел взглядом зал.
— Она будет твоей, — прошептал Джейми. — Ты выиграешь.
— Я не уверена… — начала она.
Джейми забеспокоился:
— Ты не уверена, что хочешь ее?
Аукционист посмотрел на Изабеллу, затем перевел взгляд на кого-то в конце зала. Он кивнул лицу, назвавшему новую цену:
9