— В общем… Я думала, что… Я думала, что ты, возможно, считаешь его неженатым. Иногда трудно, если…
Кэт перебила ее:
— Ты сюда приходишь и говоришь мне это… Тебе мало того, что ты отняла у меня Джейми. Теперь ты приходишь и… и все портишь. Почему ты не можешь просто…
Изабелла ушам своим не верила. «Отняла у меня Джейми»? Она перевела дух. Ей нужно было так много сказать, как всегда бывает, когда вам в лицо бросают возмутительное обвинение.
— Я не отнимала у тебя Джейми. Ты не можешь такое говорить. Ты сама дала Джейми отставку. Да, ты. Он хотел, чтобы ты к нему вернулась, очень долго этого ждал, но ты и слышать об этом не желала. И теперь ты стоишь тут и говоришь, что это я отняла его у тебя!
— Нет, — сказала Кэт. — Все было не так.
Изабелла снова протянула к ней руку, но Кэт отвернулась.
— Кэт!
— Просто оставь меня. Пожалуйста, оставь меня в покое.
Дверь магазина открылась. Изабелла обернулась и увидела, что это Эдди. Он подошел к прилавку и улыбнулся ей. Потом обратился к Кэт, стоявшей к нему спиной.
— С моими зубами все чудесно, — сообщил он. — Дантисту ничего не пришлось делать. Он только снял камни. Взгляните.
Он широко раскрыл рот и ухмыльнулся. Изабелла сделала жест в сторону Кэт.
— Я ухожу, — сказала она. — Пожалуйста, позаботьтесь о Кэт.
Выйдя из магазинчика деликатесов, Изабелла направилась в сторону Чемберлен-роуд. Чёрчхилл мягко поднималась перед ней, а в конце, за подъемом, виднелись Пенландс, казавшиеся с этого расстояния голубыми, окутанные низкими облаками. Когда-то она прочла стихотворение одного ирландского поэта, в котором говорилось, что все мы можем спастись, если будем не отрываясь смотреть на холм в конце дороги. Неясно было, что он имел в виду под спасением. Мы не можем ни от чего спастись, подумала она, просто глядя на холм. И уж конечно, это не спасет нас от боли при разрыве между людьми — между двумя братьями, между сестрами, между теткой и племянницей. И тут ее осенило: можно спастись от того, чтобы относиться слишком серьезно к мелким огорчениям и к мелким раздорам, если смотреть на холмы. Наверное, это и имел в виду поэт.
Собака Уолтера Бьюи, стаффордширский терьер, мускулистая, как маленький боксер, зарычала на Изабеллу, обнажив потемневшие зубы. У нее так сильно пахло из пасти, что Изабелла чувствовала этот неприятный запах даже на расстоянии в добрых три фута.[27]
— Ну-ну, Бэзил, — сказал Уолтер, беря собаку за ошейник. — Мы не должны выказывать недружелюбие.
Он отвел собаку в сторону, но та поглядывала на Изабеллу с видом холодного убийцы, чьи планы лишь отодвинулись на время.
— Какая милая собака, — сказала Изабелла. — Стаффордширы — собаки с характером.
Этот комплимент пришелся по душе Уолтеру Бьюи, который расплылся в улыбке.
— Как мило с вашей стороны сказать такое. Некоторые люди находят, что с Бэзилом несколько… несколько затруднительно общаться. Но у него, знаете, доброе сердце.
Изабелла невольно приподняла бровь.
— В каждой собаке есть что-то хорошее, — сказала она; ей бы хотелось что-нибудь добавить, но она не смогла.
— Вот именно, — подхватил Уолтер. — Но давайте войдем. Я не хочу держать вас на пороге.
Они прошли в гостиную.
— Моя мать, — сказал Уолтер. — Мне кажется, вы с ней незнакомы.
Изабелла не ожидала, что в комнате кто-то есть, и испытала минутное замешательство. Однако она быстро пришла в себя и направилась к окну, возле которого стояла пожилая женщина. Мать Уолтера полуобернулась и протянула Изабелле руку. Пожав ее, Изабелла ощутила, какая у нее сухая и грубая кожа. Взглянув на миссис Бьюи, она заметила глубоко посаженные глаза и складки кожи, испещренные коричневатыми пятнами.
— Я собиралась приготовить чай, — сказала пожилая женщина. — Уолтер, позволь мне это сделать. А ты останься и побеседуй с…
— Изабеллой.
— Конечно. — Она пристально посмотрела на гостью, но глаза у нее были неподвижные и тусклые.
— Я знала вашу матушку. Время от времени мы играли в бридж.
Изабелла затаила дыхание. Ее матушка. Ее благословенная американская матушка.
— Она была такой привлекательной женщиной, — продолжала миссис Бьюи. — И остроумной.