Она посмотрела на него. Он стоял у окна, и полуденный свет очерчивал его непокорные волосы. Что-то в нем безошибочно выдавало художника; как бы он ни старался изменить свою личность, это оставалось: эти волосы и эти глаза. Глаза художника, в которых заключена такая сила. Она слышала, что один из друзей Пикассо просил его не читать книги, чтобы глаза не прожгли дырку в бумаге.
Изабелла немного помолчала. Потом произнесла очень спокойно:
— И сын.
— Сын. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — продолжила Изабелла. — Магнус.
— Этого ребенка она родила от него, — заявил Мак-Иннес. — Это не мой сын.
Изабеллу его ответ удивил.
— Вы о нем знали?
Мак-Иннес ответил, и голос его был полон презрения:
— Она приезжала меня повидать. Когда ее мальчик был совсем маленький. Я сказал ей, что не хочу менять свое решение.
Изабелле потребовалось несколько минут, чтобы это переварить. Значит, Эйлса знала, что ее муж жив. По крайней мере, два человека знали тайну Мак-Иннеса: его жена и миссис Бьюи. А теперь и Изабелла.
По-видимому, Мак-Иннесу не терпелось сменить тему.
— Это Флора Бьюи уговорила меня продать те две картины. Я не хотел, но она меня убедила. Видите ли, мне предстоят расходы на лечение…
— Я про это знаю, — перебила его Изабелла. — Но думаю, обо всем позаботятся.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Видите ли, — объяснила Изабелла. — Уолтер Бьюи купил одну из этих картин, а коллекционер купил вторую. Уолтер Бьюи знает, что картина написана вами… в ваш посмертный период. — Она не смогла удержаться от шутки, и ей было приятно, что Мак-Иннес улыбнулся. — И он знает, что вы живы. Так что деньги от этой сделки ничем не запятнаны. Никто не обманут. То же самое относится и к коллекционеру, который купил вторую картину. Галерея собирается с ним связаться и сказать, что возникло сомнение в подлинности картины. Но вы, по крайней мере, получите деньги за ту, что продана на аукционе.
— Ваши деньги? — спросил Мак-Иннес.
— В некотором смысле, — ответила Изабелла. — То, что я собираюсь купить эту картину у Уолтера, косвенным образом означает, что вы получите деньги от меня. Но я получаю работу Мак-Иннеса, которую, как мне известно, написали вы. Так что я тоже довольна.
Мак-Иннес кивнул.
— Но есть еще один маленький вопрос, — сказала Изабелла. — Вообще-то это очень большой вопрос. Этот маленький мальчик. Магнус. Вы знаете, это ваш сын.
— Нет, не мой.
— Он называет вас папой, — возразила Изабелла. — Так он вас зовет. И я думаю, что он вами гордится.
Мак-Иннес замер. Потом вдруг прикрыл рукой глаза. Изабелла услышала рыдания и встала. Она обняла его за плечи. На нем был свитер из грубой шерсти.
— Вам нужно его увидеть, — сказала она. — Он ваш сын. Он очень на вас похож.
Он отнял руку от глаз и покачал головой:
— Нет. Он не мой.
— А я думаю, ваш. Потому что он на вас похож. В самом деле похож.
Она наблюдала, как подействовали ее слова на Мак-Иннеса. Было нелегко, но теперь она знала, зачем сюда приехала и почему ей нужно сказать все.
— Вам нужно сделать две вещи, Эндрю, — прошептала она. — Две вещи. Во-первых, вы должны простить вашу жену. Спустя восемь лет вы должны это сделать. Вам нужно ей сказать, что вы прощаете все, что она вам сделала. Это ваш долг, потому что у всех нас есть долг. Он принимает разные формы, но это всегда один и тот же долг. Мы должны прощать. А во-вторых, вы должны пойти и увидеть вашего сына. Это долг любви, Эндрю. Это так просто. Долг любви. Вы понимаете, о чем я говорю?
Ей пришлось подождать несколько минут, прежде чем он ответил. Все это время она стояла рядом, и ее рука лежала у него на плече. За окном облако двигалось по небу за вершины холмов. Низкое слоистое облако.
Она взглянула на Мак-Иннеса, и он едва заметно кивнул в знак согласия.
Это было во вторник. В среду не происходило ничего значительного. Правда, Грейс нашла на улице банкноту в десять фунтов, что повлекло за собой длительную дискуссию, которая так ничем и не кончилась. Они спорили о том, начиная с какой суммы найденные деньги следует передавать в полицию. Изабелла считала, что это тридцать фунтов, тогда как Грейс полагала, что возвращать нужно уже одиннадцать. В четверг Изабелла получила письмо, которое заставило ее задуматься — а также действовать, — а еще ей позвонил Гай Пеплоу. А в пятницу, которая всегда была ее любимым днем недели, Джейми купил еще два куска палтуса, на этот раз немного крупнее, которые они съели за ужином при оплывающих свечах. Письмо, прибывшее в четверг, начиналось вполне невинно, но дальше содержало в себе бомбу. Оно пришло от человека, которому Изабелла предложила войти в новую редколлегию журнала. Это был старый друг времен Кембриджа, и сейчас он занимал пост декана философского факультета в университете в Торонто. Она поведала ему историю о махинациях Дава: Изабелла знала, что он невысокого мнения о Даве и даже как-то раз назвал его шарлатаном. «Я видел Дава месяцев пять тому назад, — писал он в ответном письме. — Мы встретились на конференции в Стокгольме. Шведы, как всегда, были радушными хозяевами, и город был так красив в своем зимнем уборе. Весь белый, гавань еще замерзшая, все сверкает. Мне не повезло: за одним из обедов я сидел рядом с Давом, и он весь вечер рассказывал о себе. У него выходит большая книга, сказал он. Огромная книга, по его словам. А потом сказал, что собирается разводиться. Рассказал во всех деталях о бесчинствах своей жены. Но кто же может ее обвинить, Изабелла? Быть замужем за Давом — это значит отбывать весьма суровое наказание».