Серьезные стороны прихотей
При слове «деньги» глаза ее блеснули, словно пламя, вырвавшееся сквозь облако дыма из пушечного жерла.
— Продолжайте, — проговорил лорд Эвальд, выразив перед тем согласие с выводом собеседника; он слушал с величайшим вниманием.
— Вот мое мнение по поводу такого рода прихотей или слабостей, — начал Эдисон, в то время как Гадали появилась, молча налила испанского вина в бокалы своих гостей и отошла. — Утверждаю и настаиваю: редко случается, чтобы хоть одно из этих мимолетных приключений (а приключениям такого рода рассчитывают уделить полсуток, укол совести да сотню долларов) не оказало рокового влияния на весь остаток дней. Для Андерсона же роковым оказалось первое его приключение, хотя вначале оно, должно быть, показалось ему самым незначительным и банальным из всех возможных.
Андерсон не умел притворяться. Взгляд, положение бровей, поза рассказывали все до конца.
На следующее утро миссис Андерсон, сильная духом юная женщина, которая прождала его всю ночь, не сомкнув глаз, как велят традиции, ограничилась тем, что поглядела на мужа, когда он вошел в столовую. Он провел ночь не дома. Ее супружескому инстинкту этого взгляда было довольно. Сердце у нее сжалось. Они обменялись печальным и холодным поклоном.
Знаком удалив слуг, она осведомилась, как он себя чувствует — ведь они не виделись со вчерашнего вечера. Андерсон с деланною улыбкой отвечал, что к концу банкета пришел в достаточно восторженное состояние, а потому вынужден был провести ночь в доме одного своего компаньона, где празднество продолжалось. На что миссис Андерсон, бледная как полотно, отвечала:
— Друг мой, мне незачем придавать твоей неверности преувеличенное значение; но пусть первая твоя ложь будет и последней. Надеюсь, ты достойнее, чем может показаться, если судить по твоему поступку. Тому порукой выражение твоего лица. Дети хорошо себя чувствуют. Оба спят у себя в детской. Слушать твои объяснения сегодня было бы с моей стороны знаком неуважения к тебе, и единственное, о чем я прошу тебя в обмен на мое прощение, — не вынуждать меня длить этот разговор.
С такими словами миссис Андерсон удалилась к себе в спальню, глотая слезы, и заперлась там.
Слова эти, исполненные достоинства, справедливости и проницательности, возымели одно лишь действие — они нанесли жестокую рану самолюбию моего друга Эдварда, и рана оказалась тем опаснее, что задела чувство истинной любви, которую питал он к своей благородной жене. Семейный очаг его стал остывать. Несколько дней спустя, после натянутого и ледяного примирения, он почувствовал, что теперь видит в миссис Андерсон всего лишь «мать своих детей». За неимением выбора он снова отправился с визитом к мисс Эвелин. Вскоре домашний кров — только по той причине, что там он ощущал свою вину, — стал ему сначала скучен, потом невыносим, потом ненавистен; таков обычный ход вещей. Короче говоря, не прошло и трех лет, как Андерсон, запустивший дела и погрязший в огромных долгах, поставил под удар сначала свое состояние, потом состояние своих близких, потом средства посторонних, вложенные в его дело, и оказался внезапно на краю злостного банкротства.
И тут мисс Эвелин Хейбл его бросила. Непостижимо, не правда ли? До сих пор задаюсь вопросом почему. Ведь до тех пор она выказала столько истинной любви!
Андерсон изменился. И физически, и нравственно он был уже не тот, что прежде. Слабость, которой он поддался вначале, завладела всем его существом. Даже мужество его, по всей видимости, за время этой связи кануло туда же, куда кануло его золото, и он впал в отчаяние, обнаружив, что все от него отвернулись «без каких-либо оправдательных причин», по его мнению, особенно, говорил он, «во время финансового кризиса», наступившего в его делах. Из-за некоего неуместного стыда он перестал изливать душу мне, а ведь но праву старого друга я, разумеется, постарался бы вызволить его из этой трясины. Андерсон стал до крайности раздражительным, и обнаружив внезапно, что он утратил молодость, смысл жизни, уважение окружающих, семью и друзей, несчастный словно пробудился ото сна и — подумать только! — в приступе острого отчаяния просто-напросто покончил с собой.
Позвольте напомнить вам снова, дорогой лорд, что до встречи с той, которая стала катализатором его распада, Андерсон обладал цельностью и закалкой характера, свойственными лучшим натурам. Я констатирую факты. Судить не мое дело. Припоминаю, что при жизни Андерсона один деловой человек, его приятель, с величайшей иронией порицал его поведение, утверждая, что его нельзя понять, постукивал себя пальцем по лбу при виде Эдварда и втайне следовал его примеру. Итак, не будем об этом. То, что с нами случается, мы в какой-то степени сами на себя навлекаем, вот и все.