— Простите, но не объясняется ли ваша печаль попросту тем, что эта особа вам изменила?
— О, если бы! Дал бы бог, чтобы она была способна на это! — ответил лорд Эвальд. — Тогда мне не на что было бы жаловаться, ибо тогда это была бы не она! Впрочем, мужчине, виновному в том, что ему изменили в любви, не пристало жаловаться, ибо он это заслужил. Именно такого, совершенно справедливого мнения на этот счет инстинктивно придерживаются, в сущности, во всем мире, вот почему в сетованиях незадачливых мужей есть всегда нечто комическое. Смею уверить вас, что когда бы внезапный любовный каприз понудил мисс Алисию нарушить нашу взаимную верность друг другу, я лишь благоприятствовал бы ее непостоянству, полагая ниже своего достоинства даже замечать это. Она же, напротив, совершенно очевидно выказывает мне ту единственную любовь, на которую способна, и полагаю, любовь эта тем более «искренна», что мисс Алисия испытывает ее — увы! — ПОНЕВОЛЕ.
— Не соблаговолите ли вы теперь, — сказал Эдисон, — продолжить подробный ваш рассказ с того места, на котором я прервал вас?
— Проведя с ней несколько вечеров, я узнал от новой своей знакомой, что происходит она из довольно добропорядочной шотландской семьи, удостоившейся в наши дни дворянства. Соблазненная человеком, считавшимся ее женихом, а затем отказавшимся от нее ради богатой невесты, Алисия покинула отчий дом; пока что она намеревалась стать артисткой и вести независимую кочевую жизнь с тем, однако, чтобы отказаться со временем от этого переменчивого существования. Ее голос, внешность, драматические способности должны, по утверждению нескольких серьезных знатоков, обеспечить ей достаток, способный удовлетворить скромные ее потребности. Что касается меня, то она весьма до-
вольна, что я так удачно встретился ей в первые же часы ее бегства из родительского дома! Рассчитывать на замужество ей теперь уже не приходится, а ко мне она испытывает симпатию и, не ставя никаких условий, принимает любовь, которую я ей выказываю, надеясь, что со временем сможет разделить мои чувства.
— Но ведь, в сущности говоря, — прервал его Эдисон, — столь откровенные признания свидетельствуют об известном благородстве чувств, не так ли? Пли я ошибаюсь?
Лорд Эвальд устремил на него взгляд, выражение которого трудно было понять.
Казалось, он дошел до самого трудного места своей печальной исповеди.
XIV
О том, что сущность изменяется вместе с формой
Якобы одна и та же мысль: отсутствующие всегда не правы.
Народная мудрость
У тебя преданные друзья: однако что, если бы ты уехал?..
— Да, — ответил он все тем же бесстрастным тоном, — вы правы, но то, что вы слышали сейчас, — это лишь мой пересказ, перевод, но отнюдь не собственные речи Алисии.
Другой стиль — другие и чувства: и мне, я вижу, следует представить вам подлинник. Подменять стиль женщины, характер которой намереваешься обрисовать, собственным своим слогом на том основании, что она-де приблизительно именно так выражала свои мысли, значит ставить своего собеседника в положение путешественника, который, заблудившись ночью на дороге, стал бы гладить волка, приняв его за собаку.
Так вот вам дословный ее рассказ.
Тот человек, что так дурно с ней поступил, — всего лишь мелкий предприниматель, который только тем и взял, что у него было некоторое состояние.
Любить она его не любила, нет, конечно. Она уступила его желаниям потому, что рассчитывала, что так он скорей на ней женится, надоело ей до смерти сидеть в девицах, вот она и поддалась ему — не все ли равно, что этот муж, что другой. И потом, все же это была более или менее приличная партия. Но молодые девушки не умеют блюсти свою выгоду. Так что поделом ей — в другой раз ее уже не проведешь красивыми фразами.
Повезло еще, что она не забеременела. И не получи эта история огласки, ей, быть может, еще бы и удалось устроить свою судьбу с другим претендентом.
Но там сами же родные ее, не иначе как от большого ума, разболтали это всему городу. Ей до того надоели все эти пересуды, что она предпочла оттуда удрать. Не зная, как ей быть, она решила идти на сцену, потому-то и отправилась в Лондон — есть у нее небольшие сбережения, это позволит ей продержаться, пока не подвернется выгодный ангажемент. Конечно, стать актрисой значит окончательно поставить крест на своей женской репутации, но что случилось, то случилось, чего ж теперь опасаться, по крайней мере в этом вопросе? К тому же она, как и все другие, возьмет себе сценический псевдоним. Понимающие люди уверяют, что голос у нее очень красивый, и фигура красивая, и что она очень хорошо сумеет «представлять» на сцене, так что у нее есть основание надеяться, что она будет «иметь успех». А когда много зарабатываешь, всего можно добиться. Вот накопит она достаточно денег и бросит «подмостки», и тогда, может быть, займется торговлей, выйдет замуж и станет вести добропорядочную жизнь. А пока что я очень ей по душе. Какое тут может быть сравнение! Она с первого взгляда поняла, что имеет дело с «благородным»! К тому же я еще и аристократ, уж одним этим все сказано. И так далее, и так далее в этом же роде… Ну так что же думаете вы о мисс Алисии теперь, познакомившись с «подлинником»?
— Черт побери! — сказал Эдисон. — Оба варианта до того разнятся друг от друга, что ее подлинник и ваш перевод кажутся мне совершенно различными версиями, не имеющими между собой ничего общего.
Воцарилось молчание.
XV
Анализ
Геракл, проникнув в глубь логова эримантского вепря, охватил огромного дикого зверя за шею и выволок из темноты на яркий свет, подставив под солнечные лучи грязное рыло ослепленного чудовища.
— Итак, вот каков был ход моих мыслей, когда я принялся подвергать анализу основной смысл того, что вытекало из всей совокупности ее высказываний. Так, значит, — говорил я себе, — это юное создание, столь ослепительно прекрасное, по-видимому, не имеет понятия о том, в какой поразительной степени ее тело являет собой идеальный образец человеческой красоты. Когда посредством своей выразительной мимики она с такой силой воплощает на сцене вдохновенные творения гения, для нее это лишь ремесло: творения эти она находит нелепыми. Эти великие, эти единственные реальности духа для всех возвышенных сердец она с презрительной усмешкой именует «возвышенной поэтической чепухой» и, по ее словам, всякий раз, когда вынуждена играть подобные роли, просто сгорает от стыда (что ей приходится опускаться до подобных пустяков) и не может дождаться, когда же кончится это унижение.
Будь она богата, она занималась бы этим разве что от скуки, да и то игра в карты, скажем, с ее точки зрения, куда занимательнее. Этот голос, чарующие звуки которого наполняют таким глубоким смыслом каждое произнесенное ею слово, не более как полый, бездушный инструмент: это ее средство заработка, она пользуется им за неимением другого, более благопристойного занятия и ждет не дождется, когда сможет от него отказаться (благоразумно успев с его помощью составить себе состояние). Упоительная иллюзия славы, восторженные порывы воодушевленной толпы — все это, с ее точки зрения, пустые забавы бездельников, которым великие артисты, как она считает, служат просто «развлечением».
Сожалея о своем грехопадении, женщина эта менее всего оплакивает саму утрату своей девичьей чести — она имеет в виду лишь ту пользу, которую мог бы принести ей сей капитал, сумей она его предусмотрительно сохранить.