— Вы говорите, она дышит?
— Совершенно так же, как мы с вами, — дышит все время. Но при этом не. переводит кислорода! Мы-то его сжигаем, наподобие паровых машин, а Гадали вдыхает и выдыхает воздух, как автомат, причем грудь ее поднимается и опускается, как у обыкновенной, идеально здоровой женщины. Воздух, проходя через ее губы и заставляя трепетать ноздри, насыщается запахом амбры, согретым электричеством и испарениями розового масла, напоминающими аромат некоего восточного благовония.
Наиболее естественная поза будущей Алисии — я имею в виду реальную, а отнюдь не живую — сидеть, облокотясь на что-либо и подперев рукой щеку, или же лежать на кушетке или на кровати, как обычная женщина.
При этом она будет совершенно неподвижна, если не считать дыхания. Чтобы пробудить Гадали к ее загадочному существованию, вам достаточно будет взять ее за руку и включить ток на одном из ее перстней.
— Одном из ее перстней? — переспросил лорд Эвальд.
— Да, — сказал Эдисон, — на том, что у нее на безымянном пальце: это ее «обручальное кольцо».
Он кивнул в сторону стола из черного дерева.
— Знаете, почему эта столь поразившая вас рука ответила давеча на ваше рукопожатие?
— Нет, разумеется, — отвечал лорд Эвальд.
— Да потому, что, пожимая ее, вы надавили на перстень, — сказал Эдисон. — У Гадали, если вы обратили внимание, на каждом пальце по перстню с различными камнями, имеющими свое особое назначение. Кроме тех многочисленных неземных сцен со всякими признаниями и головокружительными ощущениями, во время которых вам совершенно не придется ею заниматься, ибо все разговоры уже целиком будут записаны внутри ее оболочки и составят, так сказать, ее личность, настанут ведь и минуты молчания, когда вы, уже не жаждая возобновлять те дивные часы, захотите попросту о чем-нибудь спросить.
Так вот, если в такие минуты, взяв ее за правую руку, вы коснетесь прелестного аметиста на указательном пальце — неважно, сидит она или лежит, — и скажете: «Пойдемте, Гадали!» — она тотчас же послушно последует за вами и даже с большей готовностью, чем это сделала бы мисс Алисия Клери.
Если вы надавите на рубин перстня, что на среднем пальце правой руки Гадали, она пойдет прямо вперед безо всякой посторонней помощи или же томно опершись на руку своего спутника, следуя при этом всем его движениям, но не просто как любая женщина в этих обстоятельствах, а в точности так же, как это сделала бы мисс Алисия Клери. Эта зависимость человеческой машины Гадали от ее перстней ни в коей мере не должна оскорблять ваших чувств. Только нажимать на перстень следует мягко, естественно, точно так же, как вы делаете это, когда в порыве нежности пожимаете руку ее модели. Но это необходимо лишь для создания подлинной иллюзии. Подумайте сами, к каким другим, унизительным просьбам вынуждены иной раз прибегать любовники, чтобы добиться бесцветной иллюзии любви, до какого лицемерия способен снизойти даже Дон Жуан, преодолевая женское жеманство и преображая его в некое подобие покорности… Вот какие они — перстни живых женщин.
Для того чтобы заставить ее сесть, надобно воздействовать на перстень безымянного пальца, тот, что с бирюзой. Кроме того, она носит на шее ожерелье, каждая бусинка которого имеет свое предназначение. Подробнейшая рукопись (превосходно изложенное руководство, единственное существующее в этом мире), которую она сама вам подарит, даст вам полное представление о всех ее особенностях и привычках. И вы понемножку (известно, что женщину узнаешь постепенно) свыкнетесь с ними и все это станет для вас чем-то естественным.
Эдисон говорил весьма серьезным, невозмутимым тоном.
— Что касается до ее питания, — продолжал он…
— Что вы сказали? — прервал его лорд Эвальд, глядя на этот раз прямо в светлые глаза ученого.
— Вы, кажется, удивлены, милорд? — сказал Эдисон. — Уж не собираетесь ли вы дать этому милому созданию умереть от истощения? Да это было бы хуже, чем убийство.
— Что вы подразумеваете под ее питанием, любезный мой колдун? — спросил лорд Эвальд. — На этот раз все это, право же, превосходит самые фантастические сказки.
— Вот какую пищу принимает Гадали один или два раза в неделю; здесь, в этом старинном ларце хранятся коробки с пастилками и небольшими пилюлями, которые эта удивительная девица превосходно усваивает, причем самостоятельно! Вам достаточно будет поставить корзиночку с ними на какую-нибудь консоль, расположенную на определенном расстоянии от того места, где она обычно отдыхает и, слегка коснувшись одной из жемчужин ожерелья, указать ей на эту корзинку.
Во всем, что касается земных дел, она — дитя; она ничего не знает. Ее всему надобно учить; да и мы сами находимся в таком же положении. Только она, кажется, не способна вспоминать. Впрочем, мы сами часто многое забываем — забываем даже о собственном нашем спасении.
Пьет она из специально сделанной для нее чаши из яшмы, и станет подносить ее к губам тем же жестом, что и ее модель. Эта чаша всегда будет полна свежей воды, вначале профильтрованной через уголь, то есть абсолютно чистой, к которой затем примешиваются некоторые соли, формулы их вы найдете в Рукописи. Что касается пастилок и пилюль, то пастилки — из цинка, а пилюли — из бихромата калия, а иногда из перекиси свинца. В наше время все мы принимаем внутрь великое множество всякого рода веществ, заимствованных из химии. А Гадали только ими и ограничивается. Как видите, она весьма умеренна в еде и питье. Она употребляет не более того, что ей требуется. Счастливы те, кто способен быть столь же умеренным! Если же она не находит подле себя этих необходимых ей веществ в момент, когда их хочет, она впадает в обморок, а вернее сказать, умирает.
— Умирает? Она?.. — пробормотал лорд Эвальд, иронически улыбаясь.
— Да, умирает, чтобы доставить своему избраннику истинное счастье воскресить ее.
— Весьма любезно с ее стороны! — отозвался все так же шутливо лорд Эвальд.
— Так вот, когда она становится неподвижной и не открывает глаза, достаточно небольшого количества очень чистой воды и нескольких таблеток или пастилок, чтобы вернуть ее к жизни. Но поскольку в таком состоянии у нее недостало бы сил принять их самой, необходимо прежде всего подать ток от гальванической батареи на перстень с турмалином, который она носит на среднем пальце. Этого будет достаточно. Открыв глаза, она сразу же попросит чистой воды. Нужно твердо помнить, что вода в хрустальном сосуде у нее внутри, застоявшись, приобретает неприятный металлический привкус, поэтому ни в коем случае не забывайте добавлять в чашу, из которой она будет пить, некоторые реактивы — их название и дозировку вы тоже найдете в руководстве. Они мгновенно воздействуют на помутневшую, приобретшую лиловатый оттенок воду. Затем конец провода вы присоединяете к черному алмазу на мизинце Гадали (то есть к камню, прерыватель-распределитель которого настроен таким образом, что подает ток, способный в одну секунду накалить добела платиновый стержень), после чего опускаете электрод вашей портативной батареи, поднятый на время подключения провода. Не забывайте при этом пользоваться разрядником.
Вам, очевидно, известно, что стекло, закаленное даже обычным способом, может выдержать температуру плавления свинца. Мое же стекло и при толщине вдвое меньшей, чем толщина стенок того сосуда, что помещается между легкими андреиды, выдержало бы температуру, при которой плавится платина. Так вот, тепловая энергия, передаваемая через черный алмаз, такова, что температура внутри этого сосуда мгновенно повышается приблизительно на четыреста градусов, и этого достаточно, чтобы стерилизованная вода тут же испарилась. С другой стороны, уже упоминавшиеся мною реактивы, воздействуя на мельчайшие частицы металлоидов, которыми окрашена жидкость, в несколько секунд разлагают их, превращая в нечто вроде мелкой, почти невесомой пыли. Еще секундой спустя, наша прекрасная Гадали начинает выдыхать легкие клубы бледного дыма, слегка окрашенного этой пылью и издающего лишь запах кипящей воды с еле ощутимым ароматом того розового масла, о котором я вам уже говорил. За шесть секунд сосуд полностью очищается. Гадали выпивает тогда большую чашу прозрачной воды, проглатывает несколько пилюль, о которых у нас шла уже речь, становится снова живой, как мы с вами, и готова повиноваться всем своим перстням и жемчужинам, подобно тому как мы уступаем всем нашим желаниям.