«Время лечит»… «Ты привыкнешь»… От чего лечит? Вернет родителей? Заставит забыть? Он уже месяц в детдоме. Что он забыл? Мамино изломанное тело рядом с обломками этой дурацкой машины?.. Папу, из груди которого торчит какая-то непонятная железка?.. То, что осталось от Танечки?.. К этому можно привыкнуть?.. К чему привыкнуть?.. К душевным беседам воспитателей, переходящим в нравоучительные нотации? К презрению мальчишек, никогда не видевших своих родителей и не понимающих его беды?.. К жалостливым взглядам девчонок?.. К тому, что он один на всем белом свете?.. К чему?
«Мужчины не плачут»… Значит, он не мужчина… Ему всё равно… Зачем, вообще, жить на свете, если ты один и никому не нужен… Зачем… «Мужчины не плачут…»
— Кто тебе сказал эту глупость?
Прихожу в себя мгновенно. Только что лежал на носилках, ощущая свою полную беспомощность и бесполезность, и вдруг несусь по летнему лесу, проламывая кусты тщедушным телом двенадцатилетнего ребенка. И в тот же миг захлестывает волна эмоций. Не моих, но от этого не менее сильных и страшных. Сознание автоматически переходит в аварийный режим. Ситуация прокачивается мгновенно. Ее фантастичность ни на секунду не отвлекает: разбираться, что, как и почему, будем потом. Сейчас только факты. Я бегу по лесу в чужом теле. И я в нем не один, а вместе с настоящим хозяином, двенадцатилетним пацаном, которому хреново настолько, насколько, вообще, может быть хреново человеку, потерявшему в жизни всё, и ничего не получившего взамен. А парень еще и накручивает себя… Пока достаточно. Работаю! Для начала надо сбить с волны. Выхватываю обрывок мысли: «Мужчины не плачут…» и перебиваю мысленным же вопросом: «Кто тебе сказал эту глупость?».
Хорошо, что я успел замедлить бег, а то мальчишка кувыркнулся бы в кусты, так резко и неожиданно он останавливается. Начинает испуганно озираться, потом неуверенно спрашивает:
— Кто здесь?
«Да не крути ты головой, перед глазами всё мелькает. Меня каким-то образом занесло внутрь тебя».
— Как это?
«Откуда я знаю? Пришел в себя, а вокруг деревья мелькают. Ты же бежал, как чемпион мира».
— Но так не бывает!
Парнишка напуган. Не страшно, по сравнению с тем ураганом чувств, который только что бушевал у него в голове, этот испуг — ерунда. Легкий ветерок.
«Я сам знаю, что не бывает. Слушай, давай куда-нибудь присядем и попробуем понять. Раз я уже здесь».
Мальчик садится на бугорок, и мы начинаем разбираться. Самое главное — занять парня делом, а дальше эмоциональный всплеск пройдет, и будет значительно легче. Как помочь в глобальном плане — это вопрос… Но что-нибудь придумаю, другого выхода нет…
Некоторую ясность имеем. Управлять телом можем оба. Если один расслабляется и думает о чем-то постороннем, то второй шевелит конечностями абсолютно полноценно. Попробовали, потренировались. Получается! Даже мои рефлексы, в основном, сохранились.
Мысли друг друга воспринимаем только, если они адресованы напрямую. Примерно как обычная речь. В целом-то это хорошо, ни к чему мальчику размышления старого маразматика. А вот самому маразматику не грех и подумать.
Не верю, что воспитатели в детдоме такие идиоты, как кажется Артёму. После всего пережитого, ребенок в принципе неспособен воспринимать что-либо адекватно. А вот с детьми хуже. Потерявших родителей в детдоме нет, несчастные случаи — редкость. И дети встраивают новичка в свою привычную иерархию, где прав, чаще всего, самый сильный. Так было, есть и будет, во все века и во всех странах. Подрастут — может быть, что-то изменится. Но лет до шестнадцати…
Тёмка к «встраиванию» не готов. Домашний мальчик, привыкший быть любимым и любящим. Хороший, добрый, с тонкой душевной организацией… Нечего ему противопоставить Ваське-Бибизяну, будущему лучшему слесарю какого-нибудь закрытого завода, а пока обыкновенному четырнадцатилетнему «троглодиту», кулаками доказывающему своё первенство.
«Может, с Васьки и начнем?» — спрашиваю напарника.
«А что мы можем? — заинтересовался, но пессимизма в голосе хватает, — он сильнее… и старше».
«Просто набьем морду. Наc двое».
«Тело-то одно, — уныло вздыхает Тёмка, — а Васька здоровый».
«Чем больше шкаф, тем громче падает. — похоже, эта присказка парню не знакома. — Главное, в себя верить. Ну, раз страшно, в этот раз я им займусь».
Мальчик соглашается, всё равно от конфликта не уйти, а скинуть ответственность — счастье, он слишком устал от одиночества.
Двигаем к корпусу. Встреча происходит даже раньше, чем планировали. Да, Бибизян и есть Бибизян. Глазами двенадцатилетнего — здоровенная горилла с пудовыми кулаками. Ладно, сам же говорил про шкаф. Иду прямо на него, не отворачивая: пусть уступает дорогу.