После третьего приземления Васька встает гораздо медленней. Смотрит на меня, как баран на новые ворота, и вопрошает:
— Это что было?
— Охота на бибизянов. Добавить?
Встать в четвертый раз не даю. Прижимаю к земле коленом и беру руку на болевой.
— Сломать?
— Не надо!!! — в голосе «грозы детдома» проскальзывают плаксивые нотки. Всё-таки, не матерый урка, а мальчишка мальчишкой. — Я больше не буду!!!
— Конечно, не будешь! Еще к кому полезешь — сломаю!
Иду к корпусу. Собравшаяся толпа детей расступается, освобождая мне дорогу. Не успевший вмешаться мужик («Андрей Валентинович, воспитатель старшей группы» — подсказывает Тёма) пытается загородить путь, но, встретив мой (мой, не Тёмкин) взгляд, отступает в сторону. Прохожу в палату, заваливаюсь на койку. Всё тело ломит, физическими кондициями ребенка явно пренебрегали. Ничего, подтянем, главное — заинтересовать…
«Дядя Сережа, а Вы где так здорово драться научились? Вы военный?»
«Я спасатель. Спасатель должен уметь всё».
«А чем занимаются спасатели?»
«Пытаемся предотвратить гибель людей».
«А я смогу?»
«Сможешь. Но придется очень многому научиться. Больше, чем военному или учёному».
«Так много? Почему?»
«Понимаешь, Тёма. У спасателя есть только одна уважительная причина не прийти на помощь. Собственная смерть. И то не всегда».
«Как это не всегда?»
«Я умер сорок семь лет назад. Но видишь — пришел»…
«Раз… два… толчок… раз… два… толчок…»
Тёмка бежит на лыжах. Хорошо бежит, размеренно, два года тренировок дают о себе знать. Физо подтянули. Сейчас тренировки доставляют исключительно удовольствие. И педагоги не возражают, вполне нормальные оказались ребята. Сзади пыхтит Васька Мартышов. Бывший Бибизян. С того дня, когда я его побил, ходит за Тёмкой хвостиком и старается делать всё, как мы. Даже учёбу подтянул. Ни я, ни Тёмка не возражаем. И спарринг-партнера на тренировках лучше не найти, и самому Ваське это полезно. О драках в детдоме давно забыли, разве что изредка пара мальцов расквасит друг другу носы из-за какого-то пустяка. Да и то будет серьезное разбирательство, за что и почему.
А мы занимаемся. Всем, чем можем. Горные лыжи, биатлон, ориентирование, походы, скалолазание… Всё-таки, за полсотни лет многое изменилось в системе. По крайней мере, когда Тёмка попросил начальство сделать скалодром — сделали. Точнее, закупили всё необходимое, а делали мы сами. Не только мы с Тёмкой, но и полтора десятка добровольцев.
Не уверен, что администрация откликнулась бы на просьбу любого воспитанника, но мы — краса и гордость. Отличник, спортсмен, председатель совета дружины… Пионерской. Пионеры здесь, как в дни моей молодости. Раз есть СССР — значит, есть и пионеры. А СССР есть. В своё время это немало удивило. И очень обрадовало. Правда, легкость получения скалодрома — намного больше.
Телом я практически не управляю. Только изредка, для удовольствия, когда Тёмка хочет ненадолго расслабиться. А что делать? Это же его тело, и еще неизвестно, в какой момент мне придется уйти…
«Разрешили!!! Получили согласие! Нам разрешили!»
Тёмка ликует. Все годы он мечтал попасть в горы. И никак. Походы детей без взрослых запрещены. По Подмосковью с нами ходят воспитатели. Даже зимой Андрей, тот самый, встреченный нами в первый день моего присутствия, решается выбраться в лес на выходные с «отмороженными» детишками.
Но поехать на месяц в горы — совсем другое. Так и не сложилось. И вот…
Практика перед выпускным классом — особая. До этого место для работы выбирается централизованно. И профессии тоже. А последняя практика — по выбору. Человек едет подбирать себе место будущей работы. Попробовать её на зуб, чтобы за последний год решить окончательно. Можно и не выбирать, если не определился. Но кто знает, чего хочет, имеет хороший шанс. Васька в прошлом году ездил на погранзаставу, сейчас собирается служить. А Тёма запросил практику на Базе. В моей родной Службе. И сегодня пришло подтверждение. Как мы его ждали! Оба! И неважно, что отказы бывают крайне редко, не принято так с детьми, тем более сиротами. Но… Тёмка уже обжегся на «редчайших случаях»… Никуда не ушла боль, сидит в глубине не затянувшейся раной…
Мне же особая радость: очень хочется побывать дома. Постоять на могилах ребят, посмотреть на горы, где помню каждый камень. Да и глянуть, как теперь живет Служба. Наша Служба, пережившая не одну смену правителей, формаций и государств. Служба, невзирая на все передряги, просто занимавшаяся своим делом. Собственно, я и о властях всегда судил по отношению к Службе… Очень хочется посмотреть на новых ребят, сменивших нас на этом посту. Каковы они? Не придется за них краснеть?..
Высаживаемся в Поселке. Через четыре часа должны прислать «вертушку». Вот так, у Службы есть своя «вертушка»! Причем, не вертолет, а новейшая машина на антигравах — свежее направление в технике. Из того, что нам удалось выяснить, выходило, что надежна она, как наши ноги, но намного быстрее, проста в управлении, и может садиться в таких местах, о которых вертолету и мечтать не приходится.
Но мы приехали раньше расчетного времени, променяв суперкомфортабельный автобус на раздолбанный грузовик времен первого Союза. И ждать встречающих не собираемся: двенадцать километров по знакомому ущелью вполне по силам. Тёмка рвёт с места, даже не спрашивая моего согласия. А чего, собственно, спрашивать, и так понятно!
В ущелье ничего не изменилось. Нет, конечно, выросли новые елочки, взамен погибших старых, где-то упали на дорогу вездесущие каменюки, где-то, наоборот, что-то с дороги сбросили… Блестит металл нового подъемника в воротах: естественно, старый должен был пойти в металлолом еще до моего прихода в Службу, хотя оставался в строю и в день моей смерти… Но в целом ущелье то же. Горы стояли многие тысячелетия и простоят еще столько же. Они вечны, что им человеческая суета и мельтешение…
Темка бежит по ущелью, впитывая новые впечатления, о которых он мечтал четыре года, а я просто наслаждаюсь. Свершилось. Я вернулся домой…
База встречает знакомым пейзажем. Даже краска на строениях точно такая же, как пятьдесят лет назад. На плацу стоит… Соловей! Те же почти два метра роста, короткий ёжик выгоревших волос, нос картошкой и глаза цвета горного неба… Откуда?.. Как?.. Соловей, старый друг и товарищ, погибший в лавине в девяносто восьмом… Я чуть было не перехватываю управление телом, чтобы броситься к нему, но останавливаюсь. Не Соловей это. Просто похож. Чудеса бывают очень редко…
— Это кто к нам пожаловал? — вопрошает стоящий, — неужто, подрастающее поколение практикантов решило сэкономить ресурс нашей «вертушки»?
Тёмка вытягивается. Еще бы, перед ним НАСТОЯЩИЙ СПАСАТЕЛЬ. «Язви, — сразу подсказываю, — он язвит, и ты язви». Парень понимает.
— Не хочу на своей шкуре проверять, — тянет он, — успел ли начальник обучить медведей водить новую технику.
— Ишь ты… языкастый… — усмехается дылда, — а знает ли молодое поколение, что такое кошки?
— А как же. Это пушистые мяукающие зверьки, которых злые и бездушные альпинисты привязывают к ногам, когда выходят на ледник. Животные цепляются когтями за лед и идущий не соскальзывает… Но лично Вам больше подошли бы пантеры.
— А ледоруб?
— Специальное устройство для убийства политических деятелей. Если предварительно вморозить жертву в лед, то описываемый предмет можно использовать для самозадержания на склоне. И предваряя следующий вопрос…
«Соловей» не выдерживает и заходится смехом:
— Карабин — вид оружия, которым сваны привязывают лошадь, а ледобур — это то, чем рыбаки бурят лёд…